А через год Люсьена лишили права заниматься адвокатской
деятельностью. Для тех немногих, кто любил его, это стало настоящей трагедией.
Профсоюз обувной фабрики призвал к забастовке. Профсоюз этот был создан самим
Люсьеном, он же представлял и его интересы во всех судебных процессах.
Руководство фабрики начало нанимать новых рабочих взамен бастующих, пришлось
прибегнуть к насилию. Люсьен отправился к пикетчикам, чтобы не дать упасть их
боевому духу, выпив перед этим больше обычного. Группа штрейкбрехеров
попыталась прорваться через линию пикетов, началась жестокая уличная драка.
Люсьена, наиболее рьяного и последовательного защитника интересов рабочих,
арестовали и вновь препроводили в тюрьму. В суде его обвинили в нарушении
общественного порядка, организации драки и появлении на улице в виде, оскорбляющем
достоинство гражданина. Люсьен подал апелляцию, но впустую, подал вторую – с
тем же успехом.
За прошедшие годы ассоциация юристов штата уже достаточно
устала от выходок Люсьена Уилбэнкса. Ни у какого другого адвоката в штате не
было такого количества нареканий, как у него. Ему делали замечания – как в
приватном порядке, так и перед лицом коллег, – его на время лишали права
работать, но все это не принесло никакого результата. Дисциплинарная комиссия
ассоциации уже не могла больше с ним мириться. В конце концов Люсьен
«отвратительным поведением, позорящим доброе имя ассоциации, сделал невозможным
свое дальнейшее пребывание в ее рядах». Его лишили права заниматься адвокатской
деятельностью. И вновь он подал апелляцию – и опять зря. Его не захотели слушать.
Он почувствовал себя совершенно опустошенным. Джейк сидел в
кабинете Люсьена на втором этаже, когда до него дошла весть о том, что
Верховный суд поддержал решение ассоциации. Об этом Люсьену сообщил по телефону
Джонсон. Положив трубку, Люсьен подошел к французскому окну, выходившему на
площадь. Джейк не спускал с него внимательного взгляда, ожидая, что босс
вот-вот разразится тирадой. Однако Люсьен молчал. Он смотрел некоторое время на
плакавшую Этель, а затем поднял голову к вставшему со своего места Джейку.
– Присматривай здесь за порядком. Увидимся позже.
Они бросились к окну, только для того чтобы увидеть, как
Люсьен, сев в свой старенький, битый «порте», резко берет с места и скрывается
в перспективе улицы. В течение нескольких месяцев о нем ничего не было слышно.
Джейк прилежно работал над неоконченными делами, а Этель следила за тем, чтобы
здание не производило впечатления, что хозяин его покинул. Кое-какие проблемы
Джейк решил к обоюдному согласию клиентов, некоторые передал на решение своим коллегам,
а несколько дел рекомендовал нести прямо в суд.
Через полгода, когда Джейк вернулся в свой кабинет после
долгого и утомительного дня в суде, он увидел там спящего Люсьена,
растянувшегося на персидском ковре.
– Люсьен! – воскликнул он с порога. – С вами все в порядке?
Люсьен бодро вскочил на ноги, прошествовал к большому
кожаному креслу, стоявшему за столом, уселся в него. Выглядел он трезвым,
загоревшим, успокоившимся.
– Джейк, мальчик мой, – тепло проговорил он, – как у тебя
дела?
– Отлично, просто замечательно. А где были вы?
– На Каймановых островах.
– Чем занимались?
– Пил ром, валялся на пляже и заигрывал с местными
девчонками.
– Звучит заманчиво. Зачем же было возвращаться?
– Надоело.
Джейк уселся напротив.
– Рад видеть вас, Люсьен, – просто сказал он.
– Я тоже рад встрече, Джейк. Как тут у вас?
– Настоящая карусель. Но в общем, неплохо, по-моему.
– Дело Медли уладил?
– Да. Они заплатили восемьдесят тысяч.
– Недурно. Он остался доволен?
– Да, выглядел, во всяком случае, довольным.
– А Крюгер обратился в суд?
– Нет. – Джейк опустил голову. – Он нанял Фредрикса.
По-моему, суд назначен на следующий месяц.
– Мне бы следовало поговорить с ним, перед тем как уехать.
– Он же виновен, разве нет?
– Еще как. Вовсе не важно, кто его представляет. Запомни,
тот, кто защищается, почти всегда виновен. – Люсьен подошел к окну, уставился
на здание суда. – У тебя есть какие-нибудь планы, Джейк?
– Я бы хотел остаться здесь. А у вас?
– Ты хороший парень, Джейк, и мне бы тоже хотелось, чтобы ты
здесь остался. А сам я еще не решил. Подумывал перебраться куда-нибудь в
Карибское море, на острова, но потом сказал: нет. Туда хорошо приезжать время
от времени, но уж слишком много там стариков. В общем-то у меня нет никаких
планов. Может, проедусь куда-нибудь, чтобы посорить деньгами. Ты же знаешь: я
не из бедных.
Джейк согласно кивнул. Повернувшись к окну спиной, Люсьен
широким жестом обвел кабинет:
– Я хочу оставить все это тебе, Джейк. Пусть у людей будет
впечатление, что старая фирма продолжает жить. Ты переберешься сюда, в этот
кабинет, будешь сидеть за этим столом, который мой дед привез из Виргинии после
Гражданской войны. Сохранишь архив, дела, клиентов, мои книги – в общем, все.
– Это слишком большая щедрость, Люсьен.
– Клиентура наверняка почти вся разбежится. Но на тебе это
никак не скажется – со временем ты станешь весьма преуспевающим юристом. Просто
большинство моих клиентов на протяжении долгих лет слишком уж привыкли ко мне.
Большинство его клиентов Джейка и не интересовали.
– А как насчет арендной платы?
– Плати мне столько, сколько в состоянии. Поначалу с
деньгами у тебя будет довольно туго, но с этим ты справишься. Мне и моих
хватает, а вот тебе они еще понадобятся.
– Вы очень добры, Люсьен.
– Я вообще-то неплохой мужик.
Оба рассмеялись, чуть неловко.
– Как быть с Этель? – оборвал смех Джейк.
– Как хочешь. Секретарь она великолепный. Этель успела
забыть законов больше, чем ты когда-либо вызубривал. Я знаю, ты от нее не в
восторге, но заменить ее будет довольно трудно. Рассчитай ее, если хочешь. Мне
все равно, – Он направился к двери. – Звони мне, если понадоблюсь. Я буду
где-нибудь рядом. Я хочу, чтобы ты перебрался в этот кабинет. Здесь работали
мой отец и мой дед. Сложи все мое хозяйство в коробки – как-нибудь зайду
заберу.
* * *
