– Среди первых пяти десятков у нас есть восемь чернокожих
мужчин, три чернокожие женщины и тридцать белых женщин. Остальные девять –
белые мужчины, и выглядят они непривлекательно. Это вполне можно назвать белым
женским жюри.
– Белые женщины, белые женщины, – пробормотал Гарри Рекс. –
Худшие присяжные в мире. Белые женщины!
– А белые жирные мужчины еще хуже! – на него в упор смотрела
Эллен.
– Ты меня неправильно поняла, Ро-арк, белых женщин я люблю.
Не забывай, на четырех из них я даже был женат. Я ненавижу только белых
женщин-присяжных.
– А я бы, например, не стала голосовать за его осуждение.
– Ро-арк, ты – коммунистка в рядах Национальной ассоциации
юристов. Ты бы не стала голосовать за осуждение кого бы то ни было за что бы то
ни было. В своем крошечном, недоразвитом мозгу ты считаешь растлителей
малолетних и палестинских террористов славными парнями, которых замучила наша
система и которые должны иметь хоть какую-то разрядку.
– А как вы, человек рациональный, цивилизованный и готовый
на сопереживание, посоветуете нам с ними поступать?
– Вешать за ноги, кастрировать, а там пусть себе истекают
кровью, пока не сдохнут. И без всякого суда.
– И в вашем понимании это будет конституционно?
– Может, и нет. Зато это остановит детскую порнографию и
терроризм. Джейк, ты собираешься есть свой сандвич?
– Нет.
Гарри Рекс снял фольгу с ветчины и сыра.
– Держись подальше от номера первого, Карлен Мэлоун. Она из
тех Мэлоунов, что живут у озера. Ненавидит черных. Опаснее змеи.
– Я бы с удовольствием держался подальше от всего этого
жюри. – Джейк по-прежнему не отводил взгляда от карточек.
– Нам ужасно не повезло с жеребьевкой.
– А что скажешь ты, Ро-арк?
Гарри Рекс быстро сглотнул и раскрыл рот:
– Думаю, нам стоит согласиться с тем, что он виновен, и
бежать отсюда. Бежать, как собака, которую высекли.
– Дальше может быть и хуже, – смогла наконец ответить на
вопрос Джейка Эллен.
Гарри Рекс принужденно рассмеялся:
– Хуже! Хуже могло бы быть только в том случае, если бы
первые три ряда были заняты парнями в балахонах, островерхих колпаках и масках.
– Гарри Рекс, тебе все же лучше заткнуться.
– Я просто пытаюсь помочь. А картошку жареную будешь?
– Нет. Набей себе ею рот и жуй – долго и тщательно.
– По-моему, относительно некоторых женщин ты ошибаешься,
Джейк. Я бы скорее согласилась с Люсьеном. В целом женщины более расположены к
сочувствию. Ведь насилуют-то нас.
– Тут мне возразить нечего, – признал Гарри Рекс.
– Хорошо, спасибо. Нет ли среди этих дам какой-нибудь твоей
бывшей клиентки, готовой, возможно, сделать для тебя все, если ты только
подмигнешь ей?
Эллен хихикнула:
– Думаю, это номер двадцать девять. Рост – пять футов, а
весом не меньше четырехсот фунтов.
– Очень смешно. – Гарри Рекс вытер губы салфеткой. – Номер
семьдесят четыре. Но она уже слишком стара. Забудьте об этом.
* * *
В два часа раздался стук судейского молотка, и в зале
наступила тишина.
– Обвинение может задавать свои вопросы жюри, – объявил Нуз.
Блистательный окружной прокурор медленно поднялся со своего
места и с достоинством подошел к барьеру, проницательным взором оглядывая обе
половины зала. Прекрасно зная, что художники в данный момент трудятся своими
карандашами в блокнотах, Бакли на несколько секунд застыл в простои и
благородной позе. Послав жюри искреннюю улыбку, назвал свое имя. Перед будущими
присяжными стоял народный защитник, чей клиент – штат Миссисипи. Вот уже девять
лет он находится в этой должности, и для него это высокая честь, которой он
обязан замечательным людям округа Форд. Прокурор распростер руки, как бы желая
обнять ими этих замечательных людей, присутствующих сейчас здесь и избравших
его своим представителем. Он благодарит всех и надеется, что сумеет их защитить.
Да, сейчас он неспокоен и напуган. Тысячи судеб прошли мимо
него, но на каждом процессе он испытывал чувство страха. Да-да, страха, и ему
нисколько не стыдно в этом признаться. Страха перед той ужасной
ответственностью, которую люди возложили на его плечи, наделив правом
отправлять человека в тюрьму, а то и на смерть – ради безопасности других.
Страха от мысли, что не сможет вдруг должным образом защитить интересы своего
клиента – людей, проживающих в этом великом штате.
Всю эту чушь Джейку уже неоднократно приходилось слышать и
раньше. Он выучил ее наизусть. Славный парень Бакли, защитник интересов
государства, вместе с народом борющийся за справедливость, за спасение
общества. Он был неплохим, даже одаренным оратором, который мог чуть ли не
осанну петь присяжным или разговаривать с ними, как добрый дедушка говорит со
своими внуками. А в следующее мгновение он принимался гневно бичевать пороки и
закатывал такую проповедь, которой позавидовал бы любой черный священник. Еще через
секунду во взрыве красноречия он уже убеждал присяжных в том, что стабильность
общества, да что там – будущее всей человеческой расы зависит лишь от
способности жюри вынести обвинительный приговор. С особым блеском Бакли
выступал на больших процессах, а этот был просто самым громким во всей его
деятельности. Говорил прокурор без всяких записей, держа весь зал в напряжении,
представая в собственных глазах жертвой чудовищной несправедливости, другом и
наставником жюри, которое с его помощью обязательно отыщет правду и покарает
злодея за его бесчеловечные преступления.
Через десять минут Джейк почувствовал, что с него довольно.
С выражением отчаяния в глазах он поднялся из-за стола:
– Ваша честь, я протестую. Мистер Бакли не занимается
отбором присяжных. Я не совсем точно представляю себе, что он сейчас делает, но
это не опрос жюри.
– Принято! – крикнул Нуз в микрофон. – Если у вас нет
вопросов к жюри, мистер Бакли, займите свое место.
– Прошу прощения, ваша честь, – неловко проговорил Бакли,
делая вид, что смертельно обижен.
Итак, первым кровь решил пролить Джейк.
