Так что все ясно: предумышленное, тщательно спланированное,
хладнокровное убийство.
А Де Уэйн Луни? Четырнадцать лет работы в полицейском
управлении. Отличная семья. Луни является одним из лучших офицеров, с которыми
прокурору вообще доводилось когда-либо встречаться. И что же? Тяжелое ранение
во время исполнения своего служебного долга. Частично ампутированная нога. В
чем его вина? Возможно, защита скажет, что это результат непредвиденного
стечения обстоятельств, что этого не стоит принимать во внимание. Но в Миссисипи
такая защита не пройдет.
Нет прощения, леди и джентльмены, ни одному из этих актов
насилия. Приговор должен быть – виновен!
На вступительную речь каждому отводилось по часу, и окружной
прокурор, не в силах удержаться от соблазна до последней минуты использовать
отведенное ему время, начал повторяться. Обрушившись на тезис о невменяемом
состоянии обвиняемого, он процитировал себя дважды. Присяжные начинали ощущать
скуку и искали взглядами в зале что-нибудь такое, что позволило бы отвлечься от
монотонной речи прокурора. Художники прекратили свои зарисовки, замерли ручки
журналистов, Нуз в седьмой или восьмой раз принялся протирать свои очки. Всем
было известно, что судья занимается этим лишь в моменты обостренной борьбы со
сном или скукой. Обычно раз пять в ходе заседания. Неоднократно Джейку
приходилось видеть, как Нуз трет стекла носовым платком, или концом галстука,
или полой рубашки, а свидетель в это время продолжает говорить и говорить, а
прокурор переругивается с адвокатом, и оба размахивают руками. Но мимо ушей Нуз
не пропускал ничего – просто все это ему уже чертовски наскучило, даже этот
самый громкий процесс. Он никогда не спал, сидя на судейском месте, даже когда
глаза сами собой закрывались. Нет, в такие минуты он снимал очки, поднимал их
повыше, к свету, затем подносил ко рту, дышал на стекла и начинал тереть их с
таким сосредоточенным видом, будто они были заляпаны свиным жиром. После этого
судья водружал очки на нос, однако не проходило и пяти минут, как стекла опять
оказывались грязными. Чем дольше вещал Бакли, тем чаще приходилось Нузу
заниматься очками.
Фонтан красноречия Бакли иссяк только через полтора часа –
аудитория с облегчением вздохнула.
– Десятиминутный перерыв, – объявил Нуз и, поднявшись со
своего трона, стремительным шагом вышел в коридор, направляясь к туалетам.
Джейк с самого начала не собирался говорить долго, а после
прокурорского марафона он решил сделать свое вступление еще короче. Немногим
нравится выслушивать многословные выступления юристов, особенно тех, кто
считает, что каждую мелкую деталь необходимо упомянуть не менее трех раз, а
вещи более значимые нужно просто вдалбливать многократным повторением в головы
присутствующих. Присяжные с особенной неприязнью относятся к юристам-говорунам
по двум причинам. Во-первых, они не могут приказать им заткнуться. Они –
пленники ложи. За стенами зала никому не возбраняется проклинать прокурора или
адвоката, но присяжным просто запрещено разговаривать. Таким образом, им
остается только спать, храпеть, смотреть в упор, дергаться, постоянно подносить
часы к глазам – словом, подавать недвусмысленные знаки, которые этот зануда все
равно не поймет. Во-вторых, присяжные терпеть не могут длинных процессов.
Прекращай болтовню и давай нам факты. А уж мы выдадим тебе вердикт.
Все это Джейк объяснил подзащитному во время перерыва.
– Согласен. Будь покороче, – ответил ему Карл Ли.
Джейк так и сделал. На свою речь он потратил четырнадцать
минут, и жюри с одобрением отнеслось к каждому его слову. Начал Джейк с
рассуждений о дочерях: какие они особенные, как отличаются от маленьких
мальчиков, какого нежного отношения к себе требуют. Он рассказал им о своей
собственной дочери, о совершенно необычных узах, которые их связывают.
Объяснить эти узы невозможно, равно как недопустимо и любое вмешательство в
отношения отца и дочери со стороны. Джейк признал, что искренне восхищается
мистером Бакли, который способен простить и даже понять пьяного извращенца, если
тот вдруг вздумает наброситься на его дочь. Вот вам пример действительного
величия души. Но в реальной жизни они, присяжные, как родители – смогут ли они
проявить ту же терпимость и понимание, если их дочь изнасилуют двое животных,
привязав к дереву и...
– Протестую! – выкрикнул Бакли.
– Протест не поддержан, – крикнул в ответ Нуз.
Не обратив внимания на выкрики, Джейк спокойно продолжал. Он
обратился к присяжным с просьбой представить себе свои чувства, если бы такое
случилось с их дочерьми. Он попросил их не осуждать Карла Ли, а вернуть его
домой, в семью. Тему невменяемости он вообще не затронул. Присяжные и сами
знали, что до этого очередь еще не дошла.
Быстро закончив свое выступление, Джейк заставил присяжных
ощутить разницу между речью прокурора и его собственной.
– Это все? – с удивлением обратился к нему с вопросом Нуз.
Джейк только кивнул в ответ, усаживаясь рядом со своим
клиентом.
– Хорошо. Мистер Бакли, можете вызывать своего первого
свидетеля.
– Обвинение вызывает Кору Кобб.
Пейт отправился в комнату для свидетелей за миссис Кобб.
Мимо ложи присяжных он провел ее в зал, где Джин Гиллеспи привела мать Билли
Рэя Кобба к присяге, а потом предложил женщине сесть в свидетельское кресло.
– Говорите, пожалуйста, в микрофон, – проинструктировал он
ее.
– Ваше имя Кора Кобб? – в полную мощь своих легких спросил
Бакли.
– Да, сэр.
– Где вы живете?
– Округ Форд, Лейк-Виллидж, дом номер три.
– Вы являетесь матерью Билли Рэя Кобба, погибшего?
– Да, сэр. – Глаза ее наполнились слезами.
Кора была сельской жительницей, муж бросил ее, когда дети
еще не умели ходить. Росли они сами по себе: мать была вынуждена работать в две
смены на маленькой мебельной фабрике, расположенной на полпути между Кэрауэем и
Лейк-Виллидж. Они давно отбились от рук. Коре не исполнилось еще и пятидесяти,
с помощью краски для волос и косметики она старалась сойти за сорокалетнюю, но
на вид ей вполне можно было дать шестьдесят.
– Сколько лет было вашему сыну на момент смерти?
– Двадцать три года.
– Когда вы в последний раз видели его живым?
– За несколько секунд до того, как его убили.
– Где вы его видели?
– В этом зале.
– Где он был убит?
– Там, на лестнице.
– Вы слышали звуки выстрелов?
