– Этого мало, Джейк. Ведь ты превратишься в алкоголика,
банкрота, в юриста, лишенного лицензии. Люди отвернутся от тебя. Все друзья,
кроме меня и Люсьена, позабудут о тебе. Нет, она никогда не вернется. Все кончено,
Джейк. Как друг и юрист, я советую тебе подать на развод первым. Сделай это
сейчас, завтра – и она никогда не поймет, в чем дело.
– С чего это мне подавать на развод?
– В противном случае подаст она. Пусть лучше инициатором
будешь ты – мы заявим, что она покинула тебя в беде.
– И это станет основанием для развода?
– Нет. Но мы еще добавим, что ты немного тронулся. Временное
помешательство. Доверь это мне. Правило М. Нотена. В таких делах ловчее меня
нет, поверь.
– Как я могу тебе не верить?
Джейк вылил из позабытой банки остатки теплого пива, раскрыл
следующую. Дождь постепенно ослабевал, местами сквозь разрывы в серой пелене
виднелось голубое небо. С озера веяло прохладой.
– Его ведь осудят, так, Гарри Рекс? – спросил Джейк, глядя
вдаль.
Гарри Рекс прекратил жевать, вытер губы. Отодвинув от себя
картонную тарелку, сделал долгий глоток пива. Порыв ветра бросил ему в лицо
несколько дождевых капель. Гарри Рекс смахнул их рукавом.
– Да, Джейк. Твоему клиенту осталось недолго. Это видно даже
по их глазам. Невменяемость тут не сработала. С самого начала они не очень-то
верили в слова Басса, а уж когда Бакли принародно спустил с него штаны, тут все
и кончилось. Сам Карл Ли тоже ничуть не помог себе своим выступлением – оно
прозвучало слишком искренним, слишком честным. Как будто он вымаливал у них
сочувствие. Отвратительное выступление. Пока он говорил, я смотрел на присяжных
и ни у кого в глазах не заметил поддержки или одобрения. Они осудят его, Джейк.
И очень быстро.
– Спасибо за прямоту.
– Я твой друг. Думаю, тебе необходимо уже сейчас готовиться
к обвинительному приговору и апелляции.
– Знаешь, Гарри Рекс, хотелось бы мне никогда не встречать
этого Карла Ли.
– Боюсь, сейчас уже поздно, Джейк.
* * *
Дверь перед ним раскрыла Салли, извинившись за беспорядок в
доме. Люсьен был наверху, в своем кабинете, за работой и трезвый. Ткнув пальцем
в стул, он приказал Джейку садиться. По столу были разбросаны исписанные
блокноты.
– Полдня я просидел над заключительным словом. – Он обвел
рукой массу лежавших на столе бумаг. – Единственная твоя надежда спасти Хейли –
очаровать и растрогать их в своем заключительном слове. То есть, я хочу
сказать, это должно стать самым громким заключительным словом в истории юриспруденции.
Только так.
– Как я понимаю, этот шедевр тебе удался.
– Честно говоря, да. Это гораздо лучше того, что мог бы
придумать ты. Кроме того, я полагал – и оказался прав, – что воскресенье ты
проведешь оплакивая свои потери, пытаясь утопить печаль в «Коорсе». Я знал, что
ты ничего не подготовишь. Вот я и сделал это вместо тебя.
– Хотел бы я быть сейчас таким же трезвым, как и ты, Люсьен.
– Я и в пьяном виде являюсь лучшим юристом, чем ты в
трезвом.
– Ну, все-таки я тоже юрист. Люсьен подтолкнул Джейку
блокнот:
– Пожалуйста. Я собрал здесь свои лучшие доводы. Красноречие
от Люсьена Уилбэнкса – в единственном экземпляре, только для тебя и твоего
клиента. Предлагаю тебе выучить это наизусть, слово в слово. Оно этого
заслуживает. И не пытайся что-либо поменять или сымпровизировать – ты только
все испортишь.
– Я подумаю. Ведь раньше мне это удавалось, помнишь?
– Смотри в будущее, а не в прошлое.
– Черт побери, Люсьен! Не дави на меня!
– Успокойся, Джейк. Давай выпьем. Салли! Салли!
Отбросив «шедевр» на диван, Джейк подошел к окну,
выходившему на задний двор. На пороге появилась Салли. Люсьен приказал принести
виски и пива.
– Ты всю ночь на ногах? – обратился он к Джейку.
– Нет. Я спал с одиннадцати до двенадцати.
– Выглядишь ты отвратительно. Тебе нужно хорошенько
выспаться.
– Я и чувствую себя отвратительно, только сон здесь не
поможет. Ничто не поможет, пока процесс не закончится. Я не понимаю, Люсьен. Не
могу понять, как это все так пошло прахом. Ясно, так и Богу было угодно, чтобы
наши шансы на удачу не слишком-то застилали нам глаза. Ведь, по идее, дело-то и
слушаться даже не должно было в Клэнтоне. А жюри? Присяжные, как нарочно,
оказались худшими из возможных. Но доказать это я не в силах. Наш главный
свидетель – твой эксперт – был совершенно уничтожен. Показания самого
обвиняемого только ухудшили ситуацию. К тому же присяжные мне теперь не верят.
Не знаю, может ли быть хуже.
– Пока у тебя есть возможность выиграть, Джейк. Конечно, это
будет чудом, но и такие вещи время от времени случаются. Я сам много раз
вырывал победу, находясь в безвыходном положении, именно благодаря
заключительному слову. Выбери взглядом одного или двух присяжных. И играй. И
уговаривай их. Не забывай, чтобы склонить жюри в свою пользу, часто бывает
нужен лишь один голос.
– Что мне, заставить их плакать?
– Если сможешь. Не так-то это просто. Но я верю в то, что
присяжные могут плакать. Выглядит это очень эффектно.
Салли приготовила напитки, и следом за ней они спустились
вниз, на крыльцо. После того как совсем стемнело, она накормила их жареным
картофелем и горячими сандвичами. В десять Джейк извинился и отправился к себе
в комнату. Он позвонил Карле и проговорил с ней целый час. Про дом не было
сказано ни слова. У Джейка похолодело в животе, когда он услышал голос жены и
понял, что наступит день, и очень скоро, и ему придется сообщить ей, что дома –
ее дома – больше не существует. Повесив трубку, он принялся молиться в душе,
чтобы она не узнала ни о чем из газет.
Глава 40
В понедельник утром в Клэнтоне все было как обычно:
выходившие на площадь улицы перегорожены, тут и там группы солдат, надзиравших
за общественным порядком. Прохаживаясь по площади, гвардейцы наблюдали за тем,
как свое место на лужайке занял Клан, как напротив них разместились чернокожие.
За воскресенье обе группы отдохнули, и к восьми тридцати хор взаимных проклятий
звучал с удвоенной силой. Скандальная ситуация, возникшая благодаря доктору У.Т.
Бассу, была у всех на устах. Куклуксклановцы предвкушали победу. Кроме того,
они принимали во внимание и прямой удар, нанесенный по Адамс-стрит. Голоса их
звучали сейчас более возбужденно и громко, чем обычно.
