– Фрэнсис Мак-Гоуэн?
– Виновен.
– Ванда Уомэк?
– Не решила.
– Юла Делл Ейтс?
– Пока не решила. Я хотела бы поговорить об этом.
– Поговорим. Клайд Сиско?
– Не решил.
– Итого одиннадцать. Я, Барри Экер, говорю: не виновен. –
Сделав короткую паузу, он продолжил: – Значит, так: пятеро – виновен, пятеро –
не решили, один человек воздержался и один – не виновен. Похоже, вам придется
потрудиться.
Они приступили к изучению материалов: фотографии, отпечатков
пальцев, схем, результатов различных экспертиз. В шесть вечера судью поставили
в известность, что вердикт сегодня вынесен не будет. Присяжные были голодны и
нуждались в отдыхе. Нуз объявил перерыв до вторника.
Глава 41
Вот уже несколько часов они сидели на крыльце, почти без
разговоров, наблюдая за тем, как темнота опускается на город, и вслушиваясь в
комариный писк. Откуда-то опять наплывала волна зноя. Воздух лип к коже,
рубашки постепенно становились мокрыми. Через газон перед домом доносились
мягкие звуки южной ночи. Салли предложила приготовить ужин. Отказавшись, Люсьен
велел ей принести еще виски. Джейк тоже не испытывал голода: «Коорс» полностью
удовлетворял его потребность в пище. Когда окончательно стемнело, из
подъехавшей машины появился Несбит. Пройдя через крыльцо, он скрылся в доме.
Через минуту входная дверь вновь хлопнула – с холодной банкой пива в руке
Несбит прошел мимо сидевших к автомобилю. Не было произнесено ни слова.
Сунув голову в дверь, Салли еще раз предложила свои услуги.
Оба отказались.
– Сегодня после обеда мне позвонили, Джейк. Клайд Сиско
хочет двадцать пять тысяч за то, чтобы поработать с присяжными, и пятьдесят –
за оправдательный вердикт.
Джейк начал было покачивать головой.
– Выслушай меня, прежде чем говорить «нет». Он знает, что не
может гарантировать полного оправдания, но он в состоянии обеспечить перевес
голосов – для этого может хватить и одного. Это обойдется в двадцать пять
тысяч. Понятно, это целая куча денег, но ты и сам понимаешь, что они у меня
есть. Я заплачу их, а ты со временем мне вернешь. В общем, мне наплевать. Даже
если и не вернешь, я не огорчусь. У меня полно кредитных карточек. Тебе
известно, что деньги для меня ничего не значат. На твоем месте я бы ни минуты
не колебался.
– Ты сошел с ума, Люсьен!
– Конечно, я сошел с ума. Но и ты недалеко от меня ушел.
Этот процесс выжал тебя. Посмотри, что он с тобой происходит: ни нормального
сна, ни еды, тебе просто не везет, ты лишился дома. А суеты-то сколько!
– Но у меня сохранились еще какие-то понятия о
нравственности.
– А у меня никаких. Ни морали, ни нравственности, ни
совести. И тем не менее я побеждал, детка. Я выигрывал свои дела здесь чаще,
чем кто-либо другой, и ты это хорошо знаешь.
– Не все продается, Люсьен.
– Я вижу, ты считаешь, что Бакли не продается. Да он станет
врать, изворачиваться, давать взятки, воровать – лишь бы оказаться в
победителях! Уж его-то не волнует никакая нравственность, никакие правила или
мнения. Для него не существует морали. Единственное, что его заботит, – это
победа. И тебе представляется блестящая возможность побить его тем же оружием.
Я бы так и сделал, Джейк.
– Забудь об этом, Люсьен. Выбрось из головы.
Они просидели еще час, не произнеся больше ни слова. Один за
другим в ночи гасли огоньки. Сквозь полуночный мрак от машины доносился храп
Несбита. Салли принесла последнюю порцию выпивки и пожелала мужчинам спокойной
ночи.
– Впереди самое трудное, – проговорил Люсьен. – Нужно ждать,
пока двенадцать обывателей поставят точку.
– Идиотская система, а?
– Идиотская. Но как правило, она срабатывает. В девяноста
случаях из ста присяжные оказываются правы.
– Погано у меня на душе. Жду какого-то чуда.
– Джейк, мальчик мой, чудо случится завтра.
– Завтра?
– Да. Рано утром.
– Ты не мог бы выразиться яснее?
– Завтра, к полудню, Джейк, здесь соберется толпа тысяч в
десять, черные будут сновать вокруг здания суда, как муравьи.
– Десять тысяч! Но почему?
– Они станут орать: «Свободу Карлу Ли! Свободу Карлу Ли!», –
и устроят тут настоящий ад, чтобы нагнать на всех страху, чтобы запугать
присяжных. Чтобы снести здесь все к чертям. Слетится так много черных, что
белые будут прятаться по щелям. Губернатору придется высылать дополнительные
войска.
– Откуда тебе это известно?
– Я сам все это организовал, Джейк.
– Ты?
– Слушай, Джейк, в свои лучшие годы я был знаком с каждым
черным проповедником на территории пятнадцати округов. Я ходил в их церкви.
Молился с ними, ходил с ними на демонстрации, пел с ними. Они посылали ко мне
клиентов, я же давал им деньги. В северной части штата Миссисипи я был
единственным белым юристом, выступавшим в защиту их прав. Я вел больше дел по
дискриминации черных, чем десяток контор в Вашингтоне. Все они были моими
людьми. Так что мне потребовалось сделать только несколько телефонных звонков.
Они начнут прибывать с утра, а к середине дня черных в центре Клэнтона будет
столько, что ты по улице пройти не сможешь.
– И откуда же они приедут?
– Отовсюду. Ты же знаешь, как черные любят марши и протесты.
Такой случай они не упустят. Они его давно ждали.
– Ты сошел с ума, Люсьен. Мой бедный рехнувшийся друг.
– Я выиграю, детка.
* * *
В гостиничной комнате под номером 163 Барри Экер и Клайд Сиско
закончили последнюю партию в карты и готовы были лечь спать. Выудив из кармана
несколько монет, Экер заявил, что хочет сходить за банкой кока-колы. Сиско
ответил, что его жажда не мучит.
Барри на цыпочках прокрался мимо спящего в коридоре
охранника. Автомат у них на этаже сломался, поэтому Барри тихо открыл дверь и
поднялся на второй, где рядом с морозильником стоял другой автомат. Он опустил
в щель монеты. В руки ему вывалилась банка и упала на пол. Барри наклонился.
