Первый автобус с чернокожими прибыл в половине восьмого и на
подъезде к площади был остановлен солдатами. Дверцы раскрылись, и на лужайку
хлынул показавшийся бесконечным поток людей с раскладными столиками, стульями и
корзинками в руках. Примерно час Джейк выдувал дым в знойный воздух, с
удовлетворением глядя на то, как площадь постепенно заполнялась шумной, но
безобидной темноликой массой. Мелькали сутаны или строгие костюмы священников,
отдававших распоряжения и страстно убеждавших Оззи и полковника в том, что люди
вовсе не стремятся устраивать какие-либо беспорядки. Оззи и сам это видел.
Полковник нервничал. К девяти часам все близлежащие улицы были плотно забиты
приехавшими. Кто-то издалека заметил продвигавшийся к площади автобус с
присяжными. «Едут!» – прокричал преподобный Эйджи в свой рупор. Толпа подалась
к перекрестку Джексон-стрит и Куинси, где солдаты вместе с полицией сдерживали
ее напор, давая автобусу возможность подъехать к задним дверям здания.
Юла Делл Ейтс плакала, не пытаясь скрыть слез. Клайд Сиско
сидел рядом, держа ее руку в своей. Остальные члены жюри с ужасом смотрели на
толпу в то время, пока автобус объезжал по периметру площадь. Вооруженные
гвардейцы образовали узкий проход от автобуса к задней двери суда. Автобус
остановился, в салон поднялся Оззи. «Ситуация полностью находится под
контролем, – уверил он присяжных зычным голосом, перекрывавшим шум толпы. – Не
задерживайтесь на проходе, постарайтесь быстрее дойти до здания суда».
* * *
Когда все расселись вокруг стола с кофейником в центре, Пейт
закрыл их на ключ. Опустившись на стул у окна, Юла Делл негромко всхлипывала,
вздрагивая каждый раз, когда с улицы доносилось «Свободу Карлу Ли!».
– Мне все равно, что бы мы ни решили, – сказала она. –
Правда, все равно, просто я не могу больше этого выдержать. Я восемь дней не
была дома, я схожу с ума. Ни одной ночи я не провела нормально. – Всхлипы стали
громче. – Еще немного, и я грохнусь на пол. Давайте уйдем отсюда!
Клайд сунул ей бумажную салфетку, участливо погладил по
плечу.
Джо Энн Гейтс, собиравшаяся признать Карла Ли виновным, уже
готова была на что угодно.
– Эту ночь я тоже провела без сна. Мне и вчерашнего дня
хватило по горло. Я хочу вернуться домой, к детям.
Стоя у окна, Барри Экер размышлял о том, что произойдет, какие
страшные силы придут в движение, если присяжные вынесут обвинительный вердикт.
Да в центре не останется ни одного целого дома, здание суда тоже сровняют с
землей. Он весьма сомневался в том, что, после того как такой вердикт будет
объявлен, кто-то сможет обеспечить присяжным безопасность. Похоже, они не
смогут даже добраться до автобуса. Слава Богу, жена и дети успели вылететь в
Арканзас!
– Я чувствую себя заложницей, – проговорила Бернис Тул,
убежденная сторонница обвинительного приговора. – Они же бросятся на штурм,
если мы его осудим. Нас запугивают.
Клайд вручил ей пачку бумажных салфеток.
– Мне все равно, что мы решим, – в отчаянии повторила Юла
Делл. – Нам нужно как-то выбираться отсюда. Честное слово, мне нет никакого
дела до того, осудим мы его или отпустим на свободу. Надо что-то предпринять.
Мои нервы этого не выдержат.
Сидевшая в самом конце стола Ванда Уомэк медленно поднялась
со стула, нерешительно откашлялась и попросила выслушать ее.
– У меня есть предложение, – робко проговорила она, –
которое, надеюсь, приведет нас к какому-нибудь решению.
Всхлипы стихли, Барри Экер вернулся к столу. Одиннадцать
человек не сводили с Ванды глаз.
– Этой ночью, когда я лежала без сна, мне пришла в голову
одна мысль, и я хочу, чтобы над ней подумали и вы. Это может быть очень больно.
Возможно, вам придется внимательно и честно всмотреться в собственное сердце, в
свою душу. И все-таки я прошу вас сделать это. Если каждый будет искренним с
самим собой, мы покончим с нашей задачей еще до полудня.
Тишину в совещательной комнате нарушал только доносившийся с
улицы рев толпы.
– Сейчас наши голоса разделились поровну. Можно, конечно,
сказать судье Нузу, что мы в безвыходном положении. Он назначит новый процесс,
и мы отправимся по домам. Но через несколько месяцев этот спектакль повторится.
Мистера Хейли опять приведут в этот самый зал, где другими будут только
присяжные. Но изберут их из наших сограждан – из наших друзей, наших родителей,
мужей, жен. В этой комнате будут сидеть такие же люди, как и мы, и столкнутся
они с той же проблемой, а ведь они ничуть не лучше и не умнее нас. Решать нужно
сейчас, нам. А потом, просто непорядочно с нашей стороны пытаться увильнуть от
ответственности, спихнув ее на плечи другого жюри. В этом вы все со мной
согласны?
Одиннадцать человек молча признали ее правоту.
– Так. Вот что я хочу, чтобы вы сделали. Я хочу, чтобы
вместе со мной вы на минуту отрешились от ваших мыслей. Я хочу, чтобы вы
заставили работать воображение. Я хочу, чтобы вы закрыли глаза и не слышали ничего,
кроме моего голоса.
Они покорно закрыли глаза. Они готовы были испробовать все.
* * *
Джейк лежал на диване у себя в кабинете и слушал, как Люсьен
делится воспоминаниями о своем замечательном отце, замечательном деде, об их
замечательной юридической фирме, о тех людях, которых они замечательным образом
освободили от бремени богатства и собственности.
– В моих жилах – кровь моих предков, – громко вещал Люсьен.
– А ведь они не чурались промискуитета. Готовы были трахнуть любого из своих
ближних!
Гарри Рекс был не в силах удержаться от смеха. Джейку и
раньше приходилось слышать эти истории, но каждый раз в них было нечто новое и
забавное.
– А что там такое с приемным сыном Этель? – подзадорил он
Люсьена.
– Ты мог бы быть более почтителен к моему брату, –
запротестовал Люсьен. – Он самая яркая личность в семье. Еще бы – ведь он мой
брат! Отец нанял ее, когда ей было семнадцать, и хотите верьте, хотите нет, но
в те годы она была просто красавицей. В те годы Этель Туитти была первой
девушкой в округе. Отец, естественно, не смог удержаться и... Сейчас-то,
конечно, об этом и подумать страшно, а так все правда.
– Отвратительно, – произнес Джейк.
– У нее был полон дом ребятни, и двое из них – ну вылитый я.
Особенно этот остолоп – просто копия. Тогда ситуация была очень щекотливой.
– А твоя мать? – спросил Гарри Рекс.