– Естественно, нет.
– Не его ли брат предстал несколько лет назад перед судом за
убийство?
– Да, и был полностью оправдан.
– Адвокатом у него были вы?
– Да, я.
– В округе Форд вы уже вели несколько дел по обвинению в
убийстве, не так ли?
– У меня было три таких дела.
– И сколько ваших подопечных были оправданы?
– Все трое, – медленно произнес Джейк.
– По-моему, у большого жюри существует определенный выбор в
вопросе принятия решения? – продолжала дама из Мемфиса.
– Вы совершенно правы. В ходе процесса по делу об убийстве
жюри может признать обвиняемого виновным в непредумышленном убийстве, что будет
означать двадцать лет тюремного заключения, может признать его виновным в
умышленном убийстве, и тогда речь будет идти о смертной казни. Но жюри также
может признать обвиняемого невиновным. – Джейк улыбнулся в объектив. – И все
это опять-таки в том случае, если будет предъявлено обвинение.
– Как сейчас себя чувствует дочка мистера Хейли?
– Она уже дома. Выписалась из больницы в воскресенье. С ней
все должно быть в порядке.
Репортеры переглядывались в поисках новых вопросов. Джейк
знал, что это довольно опасный момент: когда заготовленные вопросы кончались,
журналисты могли начать «вгонять ему иголки под ногти».
Он встал, застегнул пуговицу пиджака.
– Послушайте, я был бы весьма признателен вам, если бы
сегодня мы остановились на этом. Вы без труда найдете меня здесь, только
постарайтесь известить заранее. Я буду рад встретиться с вами в любое время.
Они поблагодарили его и вышли.
* * *
В среду, в десять утра, в строгом траурном зале погребальной
конторы родственники и немногочисленные друзья прощались с Билли Рэем Коббом и
Питом Уиллардом. Распорядитель церемонии, недавно принявший сан священник из
церкви Святой Троицы, прилагал отчаянные усилия к тому, чтобы ободрить, вселить
умиротворение в души людей, небольшой группой стоявших вокруг двух закрытых
гробов. Служба была короткой, слез пролилось немного.
За единственным катафалком медленно потянулись грузовички-пикапы
и покрытые пылью «шевроле». Похоронная процессия выехала из города и начала
приближаться к маленькой сложенной из красного кирпича церкви. Оба гроба
одновременно опустили в могилы, вырытые в противоположных концах почти
полностью заполненного кладбища. Последние слова прощания, и вокруг церкви
вновь установилась тишина.
Родители Кобба развелись, когда тот был еще совсем ребенком.
Отцу пришлось ехать на похороны из Бирмингема, и сразу же после печального
обряда он куда-то исчез. Миссис Кобб жила в маленьком аккуратном сборном домике
неподалеку от поселка Лейк-Виллидж, милях в семи к югу от Клэнтона. Два других
ее сына вместе со своими двоюродными братьями и друзьями сидели во дворе, под
ветвями дуба, в то время как женщины суетились вокруг самой миссис Кобб.
Мужчины говорили о черномазых, жевали табак, прихлебывая виски, и с сожалением
вспоминали доброе старое время, когда каждый ниггер знал свое место. Теперь же
правительственные и судейские чиновники им просто задницы целовать готовы. Что
остается делать белому человеку? Кто-то из двоюродных братьев вспомнил, что у
него есть друг или приятель, который довольно активно сотрудничает с Кланом, –
может, стоит позвонить ему? Дед Кобба стал членом Ку-клукс-клана задолго до
своей смерти, сказал он, они вместе с Билли Рэем мальчишками еще были, когда
дед рассказывал им о том, как ему приходилось вешать черномазых здесь и в
соседнем округе Тайлер. Им следует, объяснял родственник Билли, сделать то же,
что сделал этот грязный ниггер. Добровольцев пока не находилось. Может, Клан
заинтересуется этим делом? Отделение Клана квартировало неподалеку от Джексона,
в округе Неттлс. Родственнику было поручено связаться с ним.
Женщины приготовили обед. Наскоро перекусив, мужчины
вернулись под дуб, к виски. Кто-то вспомнил, что на два часа дня назначено
предварительное слушание. Все тут же расселись по машинам и тронулись в
Клэнтон.
* * *
Убийство негром двух белых парней неузнаваемо изменило
город. Казалось, было два Клэнтона – прежний город существовал до трагедии, и
совершенно другой появился после. Пройдут долгие месяцы, прежде чем второй станет
хоть чем-то напоминать первый. Кровавая драма, длившаяся меньше пятнадцати
секунд, превратила тихий южный городок с населением около восьми тысяч человек
в место паломничества газетчиков, фото – и телерепортеров, часть которых
приехала из ближайших городов и штатов, другие же представляли общенациональные
корпорации. Журналисты толкали друг друга на улицах, в сотый раз осаждая
какого-нибудь прохожего, засыпая его вопросами типа: «Как вы относитесь к делу
Хейли?» или «За какое решение вы бы голосовали, будь вы членом жюри присяжных?»
Однако на основании мнения человека с улицы даже журналистам не удавалось
вынести однозначный вердикт. За огромными фургонами – передвижными
телестанциями – по улицам разъезжали легковые автомобили, набитые новейшей
аппаратурой. Они высматривали, подслушивали, записывали. На первых порах
фаворитом прессы сделался Оззи Уоллс. Его интервьюировали не меньше десятка раз
в день. Затем интерес вспыхнул и к Моссу Джуниору, который наслаждался
неожиданным вниманием к его персоне. Он мог ответить на двадцать вопросов и не
выболтать ни одной новой детали. Он врал с ходу, не задумываясь, и
невежественные приезжие долго не могли отличить в его рассказах правду от
вымысла.
– Скажите, сэр, есть ли свидетели того, что Хейли действовал
не в одиночку?
– Да, есть.
– Неужели! Назовите их имена!
– Мы располагаем свидетельствами, что вся операция была
организована и финансировалась одним из подразделений «Черных пантер», – с
абсолютно невозмутимым лицом врал Мосс.
При этих словах половина слушавших начинала либо заикаться,
либо замирала от удивления, а другая шепотом повторяла услышанное и яростно
строчила ручками в блокнотах.
Буллард перестал выходить из своего кабинета и отвечать на
телефонные звонки. Он сам еще раз позвонил Джейку, умоляя отказаться от
предварительного слушания. Джейк вторично отверг эту просьбу. Репортеры
поджидали Булларда в вестибюле, но за запертыми дверьми своего кабинета в
компании с бутылкой водки он чувствовал себя в безопасности.
