– Ваша честь, мое дело назначено к слушанию два месяца
назад. Суд должен был рассматривать его в феврале, но у мистера Лоттерхауса
умер кто-то из родственников жены. Оно должно было слушаться в ноябре прошлого
года, но как раз в то время умер дядя Лоттерхауса. Оно стояло первым в
августовском списке, и опять-таки помешали чьи-то похороны. Видимо, в этот раз
нам нужно порадоваться тому, что в семье мистера Лоттерхауса больше пока никто
не умер.
В зале суда раздались легкие смешки. Кровь бросилась
Лоттерхаусу в лицо.
– Я думаю, этого более чем достаточно, ваша честь, –
продолжал Гарднер. – Мистер Лоттерхаус предпочел бы откладывать рассмотрение
иска моего клиента до бесконечности. По моему мнению, дело давно уже созрело
для суда, и у моего клиента есть все права, чтобы рассчитывать на решение его
вопроса. Мы самым категорическим образом возражаем против отсрочки по какой бы
то ни было причине.
Лоттерхаус улыбнулся судье и снял очки.
– Ваша честь, если мне будет позволено ответить...
– Нет, вам не будет это позволено, мистер Лоттерхаус, – не
дал ему договорить Нуз. – Никаких больше отсрочек. Ваше дело будет слушаться в
среду. Никаких переносов.
Хвала Господу, подумал Джейк. Обычно Нуз был более
снисходителен к фирме Салливана. Джейк улыбнулся Лоттерхаусу.
Два гражданских иска, которые вел Джейк, были отнесены на
август. Покончив со списком гражданских дел, Нуз отпустил адвокатов и обратил
внимание на ожидающих своей очереди кандидатов в члены большого жюри. Судья
начал с того, что объяснил ту важную роль, которую играет жюри присяжных в
отправлении правосудия, затем растолковал саму процедуру выборов. Подробно
рассмотрел разницу между большим жюри и просто жюри присяжных. Разницы, сказал
он, не было никакой: оба жюри важны одинаково, только большое тратит куда больше
времени. Затем Нуз принялся задавать вопросы, десятки вопросов, большая часть
которых была предписана законом. Все они так или иначе касались возможностей
отобранных кандидатов исполнять обязанности присяжных. Требования предъявлялись
как физического, так и морального характера, оговаривался возраст, исключения
из правил. Некоторые из требований не имели никакого смысла, но тем не менее
древняя юридическая формула упоминала и их. «Нет ли среди вас профессиональных
шулеров или потомственных алкоголиков?»
Раздались смешки, но в тайных пороках никто так и не
признался. Кандидатов старше шестидесяти пяти лет сразу же отвели по их
собственной просьбе. Нуз пообещал, что не будет настаивать на кандидатурах тех,
кто серьезно болен, испытывает проблемы в семейной жизни или у кого сейчас
просто идет темная полоса, однако фактически он согласился только с двумя
самоотводами из великого множества тех, кто ссылался на переживаемые трудности
экономического характера. Со стороны было интересно смотреть за тем, как кто-нибудь
из будущих присяжных вставал и робко начинал объяснять судье, что несколько
дней работы в жюри принесут непоправимый ущерб положению дел на ферме, в
магазине, на лесопильне. Но Нуз придерживался избранной им твердой линии и был
даже вынужден несколько раз напомнить наиболее рьяным уклонистам о чувстве
гражданской ответственности.
Из примерно девяноста человек предстояло избрать
восемнадцать членов большого жюри, остальные должны будут числиться в резерве
для восполнения возможной нехватки членов обычного судейского жюри присяжных.
Когда Нуз покончил со всеми вопросами, судейский чиновник из деревянного ящичка
вытянул восемнадцать бумажек с фамилиями и разложил их аккуратно на столе перед
судьей, который тут же принялся выкликать имена. Вновь избранные члены большого
жюри поднимались, проходили на виду у всего зала мимо барьера и занимали свои
места – мягкие вращающиеся кресла – в ложе жюри присяжных. Кресел таких было
четырнадцать: двенадцать для собственно членов большого жюри и два для
запасных. Когда ложа оказалась полностью занята, Нуз пригласил еще четверых
дублеров присоединиться к своим коллегам. Все четверо уселись на простых
деревянных стульях, поставленных рядом с ложей.
– Встаньте и произнесите слова клятвы, – обратился к
присяжным Нуз, в то время как секретарь суда приблизилась к ложе с небольшой
книжечкой в руках, под черной обложкой которой были собраны все мыслимые
клятвы.
– Поднимите ваши правые руки, – скомандовала женщина. –
Клянетесь ли вы и подтверждаете ли, что станете верой и правдой исполнять свои
обязанности члена большого жюри, что будете с открытой душой слушать обращенные
к вам слова и выносить свое суждение?
Хор разрозненных голосов ответил ей: «Клянусь», – после чего
большое жюри вновь заняло свои места. Из пяти чернокожих его членов двое были
женщинами. Из тринадцати белых женщинами были восемь, и почти все они жили в
сельской местности. Семерых из восемнадцати Джейк знал.