– Сколько времени, по-вашему, может продлиться суд? –
последовал новый вопрос судьи.
– Три или четыре дня. Но дня три еще может уйти на подбор
жюри.
– Мистер Бакли?
– Примерно так. Но я никак не могу взять в толк: почему надо
шестьдесят дней готовиться к трехдневному процессу? А я-то думал, мы покончим с
этим делом пораньше.
– Остынь, Руфус, – спокойно сказал Джейк. – Телевизионщики
понаедут сюда через шестьдесят дней, даже через девяносто. О тебе они не
забудут. Ты же так хорошо даешь интервью, проводишь пресс-конференции, читаешь проповеди.
Ты все делаешь хорошо. Так что ты не беспокойся: ты используешь свой шанс.
Глазки Бакли сузились, лицо покраснело. Он сделал несколько
шагов в сторону Джейка:
– Если не ошибаюсь, мистер Брайгенс, вы дали больше интервью
и заглянули в большее количество объективов, чем я за всю прошедшую неделю.
– Я знаю об этом. А вы мне завидуете?
– Нет, я не завистлив. Меня не интересуют телекамеры...
– Давно ли?
– Джентльмены, прошу вас, – опять вмешался Нуз. – Дело
обещает быть долгим и эмоциональным. Надеюсь, что мои юристы покажут себя в нем
настоящими профессионалами. Так, мой календарь уже переполнен. Единственное
окно у меня есть только после двадцать второго июля. Как вы на это посмотрите?
– Можно попробовать, – ответил Масгроув. Джейк улыбнулся
Бакли и сверился со своим карманным календариком.
– Меня это устраивает.
– Отлично. А все предсудебные требования должны быть
заявлены не позднее восьмого июля. Предъявление обвинения назначено на завтра,
на девять утра. Вопросы?
Джейк поднялся, пожал руки Нузу и Масгроуву и вышел. После
обеда он навестил своего знаменитого клиента, сидевшего в кабинете Оззи. Копия
обвинительного заключения была переслана Карлу Ли из суда. У Хейли накопилось
несколько вопросов к своему адвокату.
– Что такое умышленное убийство?
– Это худший вид убийств.
– Какие же есть еще?
– Их всего три: неумышленное, рецидивное и умышленное
убийство.
– Что дают за неумышленное?
– Двадцать лет.
– А за рецидивное?
– От двадцати до пожизненного заключения.
– Умышленное?
– Газовая камера.
– За нападение на полицейского с причинением телесных
повреждений?
– Пожизненное без права на амнистию.
Карл Ли внимательно изучал обвинительное заключение.
– Другими словами, мне грозят две газовых камеры, а после
них еще и пожизненное.
– Не торопись. Сначала все-таки будет суд. Который, между
прочим, назначен на двадцать второе июля.
– Через два месяца! Почему так долго?
– Нам необходимо время. Его потребуется немало, чтобы найти
психиатра, готового показать, что в тот момент ты был не в себе. После этого
Бакли пошлет тебя в Уайтфилд на медицинское освидетельствование врачами
обвинения, и все они в один голос заявят, что в момент совершения преступления
ты был совершенно нормален. Мы заявим протест, Бакли заявит встречный,
предстоит целый ряд слушаний. На все это нужно время.
– А раньше никак нельзя?
– А раньше нам и не требуется.
– А если мне требуется?
Джейк внимательно посмотрел на него:
– В чем дело, парень?
– Мне нужно выбираться отсюда, и побыстрее.
– А мне показалось, что ты говорил, будто в тюрьме тебе не
так уж и плохо.
– Я и не отказываюсь от своих слов, только мне нужно домой.
У Гвен нет денег, и работу она найти не может. У Лес-тера свои проблемы с
женой. Она звонит ему ежедневно, так что надолго он здесь не останется.
Ненавижу просить родственников о помощи.
– Но ведь они же тебе не откажут, не так ли?
– Некоторые из них. У каждого свои проблемы. Ты должен
вытащить меня отсюда, Джейк.
– Вот что, обвинение тебе официально предъявят завтра утром,
в девять. Суд состоится двадцать второго июля, это окончательная дата, ни о
каких переносах и не помышляй. Я уже объяснял тебе, что такое предъявление?
Карл Ли покачал головой.
– Это не займет и двадцати минут. Мы с тобой войдем в зал
заседаний, там будет сидеть Нуз. Он задаст несколько вопросов тебе и несколько
вопросов мне. Затем он вслух зачитает предъявленное тебе обвинение и
поинтересуется, вручили ли тебе его копию. Затем он спросит тебя, признаешь ли
ты себя виновным. Ты ответишь ему, что нет, не признаешь, и он назначит дату
суда. Ты сядешь на свое место, а мы с Бакли сцепимся по вопросу освобождения
тебя под залог. Нуз откажется определить сумму залога, тебя привезут сюда, в
тюрьму, где ты и останешься до суда.
– А после суда?
Джейк улыбнулся:
– Нет, после суда тебя здесь не будет.
– Обещаешь?
– Нет. Никаких обещаний. О завтрашнем дне у тебя есть
вопросы?
– Нет. Скажи, Джейк, сколько я тебе заплатил?
Джейк заколебался, почувствовав, что вопрос был задан
неспроста.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я просто размышляю.
– Девятьсот долларов плюс расписка.
У Гвен было меньше сотни долларов. Нужно было платить по
счетам, с продуктами дома обстояло неважно. В воскресенье она приходила в
тюрьму и проплакала целый час. Паника, в которой она находилась, была составной
частью ее жизни, была ее натурой. Карлу Ли, несмотря на это, и так было ясно,
что семья находится на грани, что жена никогда еще не пребывала в таком страхе.
От ее родственников особой помощи ждать не приходится – так, кое-какие овощи с
собственного огорода да несколько долларов на молоко и яйца. Когда речь
заходила о похоронах или пребывании в больнице, они чувствовали себя почти
беспомощными. Вот в отношении эмоций они умели быть щедрыми: готовы стонать,
плакать и выставлять напоказ свои чувства часами. Но стоило только упомянуть о
деньгах, как они тут же бросались в стороны, как цыплята от кошки. Ничего не
ждал Карл Ли от ее родственников, да и от своих не больше.
