В негритянских церквах по всей округе: на Горе Хевронской, в
храме Звезды Сиона, в часовнях, стоящих у перекрестков дорог, в храмах Господа
Нашего, Всех Святых, в церкви Христа – повсюду по рядам прихожан ходили
небольшие пластиковые ведерки, плетеные корзинки и тарелки. Их передавали из
рук в руки от дверей до самого алтаря: собирали деньги для Карла Ли Хейли и его
семьи. Во многих церквах пользовались большими картонными ведерками, в которые
по воскресеньям целое семейство укладывало провизию, отправляясь на пикник. Чем
больше по размерам такое ведерко или корзина, тем меньшими кажутся банкноты,
опускаемые в них. Это давало распорядителям возможность лишний раз во время
службы пустить их по рядам. Данный сбор средств не был обычным, повторяющимся
из недели в неделю: в каждом храме его предварял трогательный рассказ о том,
что случилось с маленькой девочкой, а позже и с ее отцом. Емкости наполнялись
довольно быстро. Часто нужный эффект производило упоминание об Ассоциации
борцов за гражданские права черного населения.
Сбор денег шел полным ходом. Ведерки опрокидывались,
банкноты подсчитывались, и ритуал повторялся во время вечерней службы. После
нее каждый ответственный за мероприятие святой отец подводил итог дня, а затем
доставлял значительную часть собранной суммы преподобному Эйджи. Эйджи хранил
деньги где-то у себя в храме. Почти все они предназначались семье Хейли.
* * *
Каждое воскресенье, с двух до пяти пополудни, заключенных
окружной тюрьмы выводили в широкий, обнесенный забором двор, примыкавший к
какой-то узенькой городской улочке. Здесь проходили свидания с родственниками
или друзьями. Сроком на один час к каждому заключенному допускалось не более
трех человек. Во дворе стояли два зонтика от солнца, несколько сломанных
пляжных столиков, высилась поддерживаемая в полном порядке одна-единственная
баскетбольная стойка. За поведением своих подопечных наблюдали помощники шерифа
и сторожевые собаки.
Был разработан такой план. Гвен с детишками выйдет из церкви
после благодарственного молебна, то есть около трех, сядет в машину и
направится к зданию тюрьмы. Оззи выпустит Карла Ли чуть раньше, с тем чтобы тот
смог заблаговременно занять лучший столик, у которого все четыре ножки были
целыми, а рядом стоял зонтик. Какое-то время Карлу Ли придется сидеть за ним в
одиночестве, до тех пор пока не прибудет его семья, и смотреть, как забавляются
с мячом другие заключенные. Баскетболом их игру назвать было трудно, скорее,
это был какой-то гибрид из регби, борьбы, приемов дзюдо и собственно
баскетбола. Роль судьи брать на себя никто не решался. Тем не менее все
обходилось без споров и крови. Не было даже драк. Драка влекла за собой
помещение в изолятор и лишение свиданий в течение целого месяца.
Посетителей было немного: чьи-то жены, подружки. Они сидели
на траве у ограды со своими мужчинами и спокойно наблюдали за возней под
баскетбольным щитом. Какая-то парочка обратилась к Карлу Ли с вопросом, не
могут ли они присесть за его столик, чтобы пообедать. Карл Ли покачал головой,
и просителям пришлось довольствоваться местом на траве.
Гвен с ребятами умудрилась приехать еще до трех. Заместитель
шерифа Хастингс, ее двоюродный брат, распахнул створки ворот, и дети бросились
навстречу отцу. Гвен стала выкладывать на стол продукты. Карл Ли ловил на себе
взгляды своих товарищей, менее удачливых, чем он, наслаждаясь их завистью. Если
бы он был белым, или более слабым, или обвинялся бы не в таком серьезном
преступлении, от него наверняка бы потребовали поделиться провизией. Но он был
Карлом Ли Хейли, поэтому никто особенно долго не задерживал на нем своего
взгляда. Игра шла с обычным азартом, и, смотря на мечущихся по площадке мужчин,
семья приступила к еде. Тони села рядом с отцом.
– Они начали сегодня утром сбор средств для нас, – сообщила
Гвен мужу после еды.
– Кто «они»?
– Церковь. Преподобный Эйджи сказал, что все негритянские
церкви округа по воскресеньям устраивают сборы для семьи и на адвокатские
расходы.
– Сколько же они собрали?
– Не знаю. Он сказал еще, что так будет до самого суда.
– Это неплохо. А обо мне он что-нибудь говорил?
– Упоминал о твоем деле. Сказал, что расходы предстоят
большие и что нам понадобится их помощь. Говорил еще о христианской
взаимопомощи и все в таком роде. Назвал тебя героем своего народа.
Это было приятной неожиданностью для Карла Ли. Он
предполагал, что церковь окажет какую-то поддержку, но ему в голову ни разу не
пришла мысль о деньгах.
– И сколько же храмов этим заняты?
– Все наши церкви округа.
– А когда мы получим деньги?
– Про это он ничего не сказал.
«Уж не раньше, чем он отсчитает себе свою долю», – подумал
Карл Ли.
– Ребята, берите-ка сестренку и пойдите поиграйте вон там, у
забора. Нам с мамой нужно поговорить. Только будьте поосторожнее.
Карл Ли-младший и Роберт взяли Тони за руки и направились
туда, куда велел отец.
– Что говорит врач? – спросил Карл Ли, глядя детям вслед.
– Она поправляется. Челюсть срастается нормально. Мосты
через месяц, видимо, можно будет снять. Пока еще она не в состоянии как следует
прыгать и играть, но это ненадолго. Иногда еще чувствуется боль.
– А как с... м-м... другим?
Прикрыв лицо руками, Гвен покачала головой. Из глаз ее
потекли слезы, она расплакалась. Голос ее дрожал, когда она наконец заговорила:
– У нее никогда не будет детей. Он сказал мне... –
Остановившись, она вытерла слезы и попыталась продолжить, но не справилась с
рыданиями и прижала к лицу бумажное полотенце.
Карла Ли вдруг охватила ужасная слабость. Упершись лбом в
ладони, он крепко сжал зубы, его глаза увлажнились.
– Что он сказал?
Гвен подняла голову и, борясь со слезами, заговорила
срывающимся голосом:
– Он сказал мне во вторник, что там у нее слишком большие
повреждения... – Она пыталась вытереть мокрое лицо. – Но он хочет послать ее на
осмотр к специалисту в Мемфис.
– То есть он не уверен?
Она покачала головой:
– На девяносто процентов. И все-таки он говорит, что ее
стоит показать другому врачу. Мы решили сделать это через месяц.
Оторвав кусок бумажного полотенца, Гвен приложила его к
лицу. Такой же кусок она протянула мужу, который быстрым незаметным движением
промокнул глаза.
