Но спать при включенном свете было невозможно. Тони
отказывалась и близко подходить к своей кроватке до тех пор, пока в доме не
включат все огни. А вдруг где-нибудь в темноте ее поджидают те мужчины? Ведь
сколько раз она видела, как они подползают по полу к ее постели, а когда их
что-нибудь спугнет, они тут же прячутся по шкафам. За своим окном она слышала
их голоса, она видела их налитые кровью глаза, следящие за тем, как она
готовится лечь спать. И у себя над головой Тони слышала шум, будто кто-то ходил
по чердаку в ковбойских сапогах, которыми они пинали ее. Тони знала, что они
там, наверху, что они дожидаются, пока внизу все уснут. А уж тогда они
спустятся сюда и снова утащат ее в жуткие заросли. Раз в неделю ее мать и самый
старший из братьев поднимались по приставной лестнице на чердак, чтобы
осмотреть его, держа на всякий случай в руках, кроме фонарика, еще и пистолет.
В доме не должно было быть ни одной неосвещенной комнаты,
когда девочка отправлялась в постель. Однажды ночью, когда Тони лежала без сна
рядом с Гвен, свет в коридоре вдруг погас. Объятая ужасом, Тони закричала и
кричала до тех пор, пока брат Гвен не добрался на машине до открытой ночь
напролет мелочной лавки и не привез лампочку.
Тони спала с матерью, которая крепко сжимала ее в объятиях,
пока обступавшие девочку злые демоны не растворялись в ночи. Поначалу Гвен тоже
никак не могла привыкнуть к свету, но по прошествии пяти недель стала хотя бы
дремать. Маленькое тельце дочери рядом с ней даже во сне билось и дергалось.
Уилли пожелал мальчикам спокойной ночи и склонился, чтобы
поцеловать Тони. Он показал ей свое оружие и пообещал не спать всю ночь. Пройдя
по дому, проверил дверцы всех шкафов. Только после этого Тони немного
успокоилась, легла рядом с матерью и уставилась взглядом в потолок. Из глаз
девочки текли слезы.
Около полуночи Уилли снял ботинки и вытянулся на кушетке.
Расстегнув ремень, положил на пол револьвер. Он уже засыпал, когда до его слуха
донесся жуткий вопль. Это был звенящий от ужаса, пронзительный крик ребенка,
которого подвергли какой-то пытке. Подхватив свой револьвер, Уилли бросился в
спальню. Тони сидела на постели лицом к стене, стрясаемая криком и дрожью. Она
увидела их в окне – они поджидали ее! Гвен прижала ее к себе. У спинки кровати
стояли мальчики, беспомощно глядя на сестру. Карл Ли-младший приблизился к
окну, но никого там не увидел. За прошедшие пять недель подобное случалось не
впервые, и братья уже поняли, что сделать они могут немного.
Гвен успокаивала Тони, нежно опустив ее головку на подушку:
– Все в порядке, малышка, с тобой мамочка и дядя Уилли.
Никому до тебя не добраться, моя девочка. Все хорошо.
Тони захотела, чтобы дядя Уилли уселся с револьвером пол окном,
а мальчики легли спать на полу вокруг ее кровати. Они беспрекословно
подчинились. В тишине раздалось несколько жалобных стонов девочки. Потом стихли
и они.
Уилли сидел на полу под окном, пока все наконец не заснули.
Тогда он перенес мальчиков по одному в их постели, а сам вновь уселся под окном
– ждать рассвета.
* * *
Джейк встретился с Эткавэйджем в пятницу у Клода, чтобы
пообедать. Они заказали ребрышки и шинкованную капусту. Зал набили битком, как
обычно, и впервые за четыре недели в нем не было чужих, посторонних лиц.
Завсегдатаи болтали и сплетничали, как в добрые старые времена. Клод был в
отличной форме: напыщенный и многословный, он поторапливал своих робких и
послушных клиентов, проклиная их на чем свет стоит. Он был одним из тех
немногих, чья ругань и проклятия не унижают человека, а доставляют ему радость.
Эткавэйдж присутствовал на последнем слушании и в случае
крайней необходимости выступил бы со свидетельскими показаниями. Но, зная о
том, что банк был бы этим весьма недоволен, Джейк и не хотел вторично
обращаться к другу за помощью. Всем банкирам изначально присущ какой-то
инстинктивный страх перед судейскими, так что Джейк даже восхитился тем, что
Эткавэйдж нашел в себе силы победить эту паранойю и прийти на слушание. Этим
самым он вошел в историю как первый в округе Форд банкир, явившийся в суд – на
заседание суда! – не по повестке, а сам. Джейк прямо-таки гордился своим
другом.
Промчавшийся мимо них Клод на ходу свирепо бросил, что в их
распоряжении ровно десять минут, так что нужно не трепать языками, а есть,
есть! Покончив с последним ребрышком, Джейк вытер салфеткой рот.
– Послушай-ка, Стэн, возвращаясь к займам, мне нужны пять
тысяч на девяносто дней, под мою ответственность.
– Возвращаясь? А кто же про них говорил?
– Ты начал что-то про банки...
– А мне показалось, мы клеймили позором Бакли. Я наслаждался
этим!
– Тебе не стоило бы превращаться в критикана, Стэн.
Приобрести эту привычку весьма нетрудно, а вот избавиться от нее почти
невозможно. Она обкрадывает твою душу.
– Какой ужас! Простишь ли ты меня когда-нибудь?
– Так как насчет займа?
– О, договорились. Но зачем он тебе?
– А это имеет какое-то значение?
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Слушай, Стэн, единственное, о чем тебе стоит беспокоиться,
– это смогу ли я вернуть деньги через девяносто дней или нет.
– Хорошо. Ты сможешь вернуть деньги через девяносто дней?
– Отличный вопрос, Стэн! Да, смогу.
Эткавэйдж улыбнулся:
– Хейли выжал из тебя все соки, а?
Джейк улыбнулся в ответ.
– Да, – признался он. – Трудно собраться с мыслями о чем-то
другом. До суда еще чуть больше трех недель, и мне не хотелось бы в это время
заниматься посторонними вещами.
– Сколько ты на этом деле заработаешь?
– Девятьсот минус десять тысяч долларов.
– Девятьсот!
– Да, ведь он не смог заложить землю, ты помнишь?
– Недорого же ты берешь.
– Конечно, если бы ты дал Карлу Ли денег под землю, мне не
пришлось бы сейчас говорить с тобой о займе.
– Я все же предпочел бы ссудить именно тебе.
– Отлично. Когда я смогу получить чек?
– Да ты, похоже, в отчаянии?
