Совет обсуждал новые способы поднять сборы. Не так-то просто
заставить небогатых в общем-то людей расстаться с деньгами, но поскольку в их
памяти пока еще свежи все события, сейчас самое время попробовать чуть надавить
на прихожан, порастрясти их кошельки. Сделать это позже будет просто
невозможно.
Члены совета договорились встретиться на следующий день в
Клэнтоне, в церкви Спрингдэйл. Люди из ассоциации должны были прибыть в город к
утру. Никакой прессы – заседание будет чисто рабочим.
* * *
Норману Рейнфилду был тридцать один год, и он считался
признанным гением в уголовном праве. Прославился он еще десять лет назад, когда
стал самым молодым выпускником Гарвардской юридической школы, получив диплом в
двадцать один год. Он наотрез отказался от исключительно выгодного предложения
влиться в состав сотрудников одной из самых престижных на Уолл-стрит
юридических фирм, которая к тому же принадлежала его отцу и деду. Вместо этого
он выбрал карьеру адвоката Ассоциации борцов за гражданские права черного
населения и все свое время тратил на то, чтобы без устали спасать от смертной
казни черных жителей Юга. В своем деле он был высококлассным специалистом, и не
его вина в том, что успеха, несмотря на весь свой талант, он добивался редко.
Большинство тех черных южан, равно как и большинство тех белых южан, которым
грозила смерть в газовой камере, заслуживали такой смерти. Однако Рейнфилд и
его команда защитников работали не совсем впустую: даже когда они проигрывали,
они умудрялись значительно продлить пребывание своего подзащитного на этом
свете путем бесконечных протестов, жалоб и апелляций. Четверо из его клиентов
были казнены – кто в газовой камере, кто на электрическом стуле, кто при помощи
смертельного укола, – и Рейнфилд считал, что это уж чересчур. Все четыре раза
он наблюдал за тем, как они умирают, и после каждой казни в нем крепло
стремление в нарушение всех законов и любой этики послать ко всем чертям суд и
его почтенного председателя, порвать в клочья любой мандат и вообще сделать что
угодно, лишь бы остановить это узаконенное убийство одним человеком другого.
Незаконные же убийства, те, которые с таким мастерством и жестокостью
совершались его подопечными, Нормана не интересовали. Не его это было дело –
размышлять о таких убийствах, вот он и не думал о них. Зато против убийств
разрешенных, убийств, так сказать, официальных он направлял весь свой
профессиональный талант, все благородное негодование своей праведной души.
Он редко спал более трех часов в сутки. Нелегко выспаться,
имея тридцать одного клиента, каждый из которых живет в ожидании исполнения
приговора. Плюс семнадцать человек, судебные процессы которых еще впереди. Плюс
восемь себялюбивых адвокатов, его подчиненных, за которыми нужен глаз да глаз.
В тридцать лет Норман выглядел на все сорок пять. Он состарился, стал нервным и
неуживчивым. При нормальном раскладе он в настоящее время был бы слишком занят,
чтобы мчаться на собрание каких-то черных священников в Клэнтон – где-то в
Миссисипи. Но уж больно необычным стало это дело. Дело Хейли-мстителя. Отца,
движимого страстью восстановить справедливость. На сегодняшний день этот случай
являлся самым громким уголовным делом в стране. Тем более что все произошло в Миссисипи,
где в течение многих лет белые убивали черных по любому поводу, а то и вовсе
без него, и это никого не волновало, где белые насиловали черных, и это
считалось спортом, где черных вешали за то, что они пытались оказать
сопротивление. И вот вдруг чернокожий убивает двух белых парней, которые
изнасиловали его дочь, и ему грозит смерть в газовой камере за то, что тридцать
лет назад прошло бы вовсе незамеченным, окажись на его месте белый человек. Вот
каким было это дело – его дело, и он горел желанием заняться им немедленно.
В понедельник преподобный Эйджи представил Нормана Рейнфилда
церковному совету. Заседание началось с того, что Олли подробно и длинно
поведал собравшимся о деятельности вновь созданного фонда на территории округа
Форд. Рейнфилд говорил намного короче. Он и его люди пока не в состоянии
представлять интересы мистера Хейли, поскольку мистер Хейли еще не нанял их,
поэтому необходима их скорейшая встреча. Желательно сегодня. В крайнем случае
завтра утром, ведь у него уже взят билет на самолет, вылетающий после обеда из
Мемфиса. Дело в том, что требуется его присутствие на судебном процессе в
Джорджии. Преподобный Эйджи обещал Норману устроить встречу с Хейли в самое
короткое время. Это вполне возможно, поскольку Эйджи и местный шериф – друзья.
Отлично, заметил Норман, действуйте же.
– Сколько вы собрали денег? – спросил он присутствующих.
– Ваши люди передали нам пятнадцать тысяч, – ответил святой
отец.
– Это мне известно. А вы сами, здесь?
– Шесть тысяч, – с гордостью сказал Эйджи.
– Шесть тысяч! И это все? Я считал, что вы более
организованны. Где же ваша местная поддержка, о которой вы успели поднять такой
большой шум? Шесть тысяч! Сколько еще вы сможете собрать? В нашем распоряжении
всего три недели.
Члены совета хранили молчание. Похоже, у этого еврея крепкие
нервы. Единственный белый во всей команде, и настроен он весьма решительно.
– А сколько еще понадобится? – робко спросил Эйджи.
– Это зависит, досточтимый, от того, насколько хорошая
защита вам нужна для мистера Хейли. В моей команде восемь адвокатов. Пятеро в
настоящий момент заняты. Сейчас мы работаем по тридцати одному делу об
убийстве, процессы находятся в различных стадиях. В течение ближайших пяти
месяцев нам предстоят еще семнадцать судебных разбирательств в десяти штатах.
Еженедельно мы получаем не менее десятка запросов от потенциальных клиентов, и
каждым восьми из десяти мы вынуждены отказывать из-за отсутствия специалистов
или недостатка денег. Для мистера Хейли пятнадцать тысяч были предоставлены
нашей штаб-квартирой и представителями двух местных отделений ассоциации. А
теперь вы мне заявляете, что здесь вам удалось собрать всего шесть тысяч. В
общей сложности это дает нам сумму в двадцать одну тысячу. За такие деньги вы
получите лучшую защиту, какую мы только сможем вам предоставить. Два адвоката и
психиатр, но ничего сверх этого. Двадцать одна тысяча означает очень хорошую
защиту, но это не совсем то, о чем я думал.
– О чем же именно вы думали?
– О первоклассной защите. Три или четыре адвоката. Целый
взвод психиатров. Полдюжины следователей. Психоаналитик – понаблюдать за
членами жюри, прощупать хотя бы нескольких. Это вам не какой-нибудь заурядный
процесс. Я намерен выиграть его. И ехал я сюда с уверенностью, что того же
хотите и вы.
– Сколько? – спросил его Эйджи.
– Минимум пятьдесят тысяч. Лучше сто.
