— Слушай, — спросил тогда Пьер, — а почему у Додо кличка такая — Ситцевый?
— Дешевка он.
— Нет, а серьезно?
— Говорят, эту кличку Додо сам себе сочинил. Пират был такой — Ситцевый Джек. Очень удачливый человек. Все ему сходило с рук. Но попался. Последние его слова его на эшафоте были: «Я раскаиваюсь».
— Чтоб Ситцевый Додо в чем-то раскаивался! Никогда не поверю. Додо не пират, он мелкий жулик. Но упрямый, как черт.
— Ситцевый Додо — кремень, — подтвердил Шик. — Просто так он не уступит. Но можно припугнуть. Только что-то он не торопится.
— Может, в аварию попал, — хохотнул Пьер.
— Об этом можно только мечтать. Но такие в аварию не попадают.
Еще взяли пива, помолчали. И вдруг на все кафе зазвучал голос Крота: «Все о’кей. Шесть штук. Цифра шесть всегда была моим талисманом». Шик посмотрел на Пьера, мол, что это он так громко орет, и понял, что тот молчит, оглянулся назад и ест глазами женскую компанию, что сидит через стол.
Обычное дело, три путешественницы, немолодые… не скажешь — леди, но очень приличные, только слишком шумные. Но теперь они разом умолкли и внимательно слушали диктофон, который держала в руках грудастая в черном. А диктофон незнакомым Шику голосом продолжал выдавать информацию. Пьер, почти не разжимая губ, старательно повторял, то есть слово в слово. «От инструкции ни на шаг. Запоминай», — сказал незнакомец. Дальше пошли цифры. Потом бодрый голос Пьера отозвался: «Упаковано».
Цифры, конечно, Шик запомнить не мог, память на цифры всегда была у него дырявой. «Хоть бы звук приглушили, шалавы! — мысленно обругал Шик теток. — Пустили громкость на всю катушку!» Он испуганно осмотрелся по сторонам, но в кафе было пусто, а девица за стойкой не обращала на них никакого внимания.
Грудастая в черном костюме нажала на клавишу: стоп, щелчок, и опять зазвучала речь на незнакомом языке. Слушали тетки ее плохо и все что-то охорашивались, старые курицы.
— Кто они? — с испугом спросил Шик.
— Русские.
— Ты что — по-русски понимаешь?
— Нет, но говор-то их отличить легко.
— Может, этого позвать? — Шик кивнул в сторону стоянки машин.
— Нет. Сидит там, и пусть сидит.
Шик замер. Это надо обмозговать. Дело принимало неожиданный поворот. Пьер Марсе не любил сорить словами, но, видно, где-то проболтался. Нет, почему проболтался? Видно, у него в Амстердаме была назначена встреча с этим самым господином N. И этот N выдал инструкцию. Значит, Пьер врал, что он в этом деле главный. Наставить рога Додо — это правильно, но кто он, этот новый покупатель? Кто он, этот господин N?
— Где ты наследил-то? — не удержался Шик от вопроса.
— Не знаю. Следили и выследили, — голос Пьера звучал растерянно, это было так на него не похоже, что Шик струсил, после чего и стал курить сигарету за сигаретой.
Русские дамы вдруг поднялись, диктофон перекочевал в сумку. Пьер проводил его жадным взглядом.
— За этой черной, которая с искусственным жемчугом, надо следить…
— Похоже, жемчуг настоящий.
— Шею бы ей свернуть вместе с ее ожерельем!
Единственное, что успели на стоянке, это запомнить номер их «опеля». Номер был немецкий. А дальше началась гонка, которая кончилась ничем. Теперь Шик сорит пеплом и пристает с вопросами. Неотвязный, как оса.
— Как ты думаешь, кто они такие?
— По виду — туристки, а там кто их знает.
— Все они по виду туристки, а потом выяснится, что одна из них полковник КГБ, а вторая капитан полиции, — прошипел озабоченно Шик.
Третий на заднем сидении крякнул, поперхнувшись коньяком, который всю дорогу сосал из фляжки с завинчивающейся крышкой, но в разговор не вступил.
— Много ты видел полковников КГБ! — с раздражением бросил Пьер.
— Мало ли чего я не видел.
— Я просто хотел остановить их у обочины и попросить кассету с записью. И они, телки эти старые, поверь мне на слово, отдали бы ее без звука.
— А может, со звуком. Наставили бы на тебя пушки. Все бы дело гробанулось.
— Что случилось? У нас неприятности? — подал наконец голос Третий.
— Нет никаких неприятностей, — буркнул Пьер.
— Но я же вижу. Почему вы этих русских хотели убить?
— Да нужны они!.. — Пьер длинно выругался.
Третий только поежился и промолчал. Он не имел права голоса. Не имел он также права выходить из машины на всем пути от Амстердама до Парижа. Вслух об этом не говорили, но как-то само по себе было ясно. Третий должен был сторожить товар. Пока он еще не продан, товар был его собственностью.
Хотя если честно говорить, то он и сам бы ни за какие коврижки не вылез из «ситроена» на волю, потому что боялся. Он всего боялся, и внешний мир пугал его ничуть не меньше, чем эти двое, сидящие на передних сиденьях. Что он о них знал? Да ничего… Вадим сказал: надежные люди. А разве сам Вадим надежен? Верить нельзя никому.
И почему бы этим двум не трахнуть его по башке прямо здесь, в машине, а потом выкинуть труп на обочину, чтобы французское или бельгийское воронье выклевало ему глаза? Его выкинут, сами привезут товар в Париж и денежки прикарманят целиком. Знал бы несчастный Третий, что его присутствие при продаже необходимо, как сертификат качества, может быть, и поуспокоился бы.
— Никто никого не хотел убивать, — жестко сказал Пьер, — и не надо зря молоть языком.
— Мы торчим здесь уже пятнадцать минут, — Шик опять потянулся за зажигалкой.
Пьер почесал переносицу, что всегда делал в минуту раздумий. Его подловили в музее, это ясно. Но как? Зал, где велся разговор, был пуст, это он точно помнит. Значит, они заранее поставили прослушку. Но почему? Ведь совершенно очевидно, что никто из трех женщин не знает его в лицо. Иначе бы они вели себя иначе. Может, они пустили эту запись как приманку? Может быть, они хотели, чтобы Пьер ввязался в скандал? А тут полиция всех бы и повязала. Нет, не похоже. Эти сударыни явно надеялись только на собственные силы. Надо же, подобрали контингент, одна другой старше. В этот момент мимо промчался уже знакомый рефрижератор. Пьер принял решение.
— Сейчас для нас главное — время. Мы должны опередить… всех опередить.
Он с остервенением нажал на газ, машина рванулась вперед так стремительно, словно хотела взлететь.
— А Ситцевый Додо?
— Не встретились, и черт с ним. Нам с ним одну козу не доить.
— А если он сам нас найдет?
— Тогда я ему не завидую.
8
Я думала, что только у нас дома бывают такие неудобства и накладки. Ключ входил в скважину, как нож в масло, очень легко, но не поворачивался ни влево, ни вправо. Мы говорили Алисе: «Посильнее нажми-то!», а она отвечала: «Я жму изо всех сил, это ключ не тот».
