— Ну не Пализо же им называть. Выгляни в окошко, вот тебе и адрес.
Не могу не заметить, что отправка писем во Франции с точки зрения русского человека выглядит странно. Письмо не опускают в ящик, а относят к чиновнику в окошко. Он взвешивает письмо на весах и в зависимости от веса продает марку. Мы заплатили сколько-то там сантимов. Вообще непонятно, что французы мелочатся. Я думаю, что весы, сама процедура взвешивания и чиновник при этих весах стоят дороже, чем просто марка — для всех писем, без разбору. Но, с другой стороны, всем надо зарплату получать.
10
Все произошло так быстро, что ни Клод Круа по кличке Шик, ни Третий из уже знакомой нам компании — Федор Агеевич Кривцов не смогли ни помочь, ни помешать. И вот теперь Пьер лежит у камина с пробитой башкой, а Ситцевый Додо пристроился у него в ногах, и из тощей груди его фонтаном хлещет кровь. Зачем в комнате камин — одному черту известно. Во всяком случае, Шик не помнил, чтоб его когда-нибудь топили. Не иначе как сама фортуна распорядилась воздвигнуть это сооружение в день рождения Пьера для того, чтобы в свой урочный час этот красавчик с размаху врезался башкой в необычайно острый угол мраморной каминной доски.
— Кровь надо собирать, а то нас затопит! — Шик старался говорить бодро, но зубы у него металлически лязгали. — Бери тряпку или губку. Где здесь, черт побери, какой-нибудь таз?
Кривцов не отвечал. Он сидел белый, как мел, вцепившиеся в собственные коленки руки свело судорогой, а губы тупо повторяли: «Ё-моё… это же надо! Как в боевиках… блин! Ё-моё…» Если бы Шик понимал по-русски, то его бы удивил подобный текст. Федор Агеевич ненавидел сленг и если допускал жаргон, то только свойственный изысканной московской богеме. А богема не говорит «блин», она предпочитает здоровый русский мат.
А ведь все так удачно складывалось! Они приехали в Париж ночью. Шик подремывал на переднем сиденье, вцепившийся в руль Пьер составлял с машиной одно целое, а Кривцов смотрел во все глаза, не веря своему счастью. Вот он — Париж, Мекка для всех пишущих, рисующих, играющих и танцующих. Неужели мечта всей его жизни осуществилась? Он был настолько восхищен, что утратил былую сдержанность и без конца задавал вопросы безмолвному Пьеру.
— Это ведь Нотр-Дам? Как великолепно он освещен! У французов во всем чувство меры! Сейчас будет Старый мост со статуей Генриха IV. Я не ошибаюсь? И где-то здесь рядом дворец Правосудия…
— Тьфу на тебя, — проворчал Пьер, — я предпочел бы этот дворец никогда не видеть. Для тебя это дворец, а для меня лачуга смрадная.
Пьера несказанно злил этот русский. Всю дорогу он вел себя так, словно не краденый товар вез клиенту, а путешествовал на маменькины деньги. Вопросов по существу не задавал, то есть делом совсем не интересовался, а только вертел головой, как флюгер, любопытно ему, вишь, на Европу посмотреть. Пьер знал, что русские все алкоголики, а пьяниц он не переносил. Сопливые их беседы для него нож острый. А этот сколько за дорогу коньяка выхлестал, уму непостижимо, и ни в одном глазу: «Это Дом инвалидов? Ах, ох, я себе его так и представлял! А где Лувр? Покажите, пожалуйста, где Лувр!» Тоже мне любитель прекрасного!
Прибыли на место. Домишко этот на окраине Парижа достался Шику в наследство от бездетной тетки, неряхи и пьяницы. Дом представлял из себя совершенную развалюху, хороши был только подвал и сад, но налоги за наследство содрали как за полноценное жилье. Шик только и смог, что подлатать черепицу, чтоб с неба не текло, на большее денег не хватило. Жить здесь было нельзя, но Пьер сказал, что для деловых целей лучшей крыши не придумаешь.
Машину поставили в саду, никакого гаража там и в помине не было. Две комнатенки, обставленные поломанной мебелью. Внесли матрас, неторопливо выгрузили товар. Неплохой куш, сразу видно. На заре своей карьеры Шик был обычным карманником, а потом приобщился к искусству и вошел в толк. Теперь он не хуже любого оценщика может назвать цену. Иногда, правда, и ошибешься на нуль. Полотна свертывать не стали, положили на матрас и прикрыли одеялом.
Теперь можно подумать насчет пожрать. По дороге Шик успел купить еды, не то чтобы роскошной, но желудок заполнить есть чем. Выпивка, правда, была ни к черту. И главное, эта сволочь говорила — бургундское. Чтоб подсунули такую дрянь под видом бургундского, это надо постараться.
— Завтра в девять утра мы должны быть на месте, — сказал Пьер. — Поэтому всем спать.
— А где место-то? — невинным голосом спросил Шик.
— Там узнаешь.
Шик тихонько посмеивался в темноте, подсовывая под спину одеяло. Спина у него всегда мерзла. Пьер, конечно, думает, что он самый умный, корчит из себя супермена, но Шик давно догадался, куда они с утра направят стопы. Маленький банк на улице Сен-Лазар. Наверняка Пьер обделывает там свои делишки.
Шик уже всматривался в первый сон, когда раздался стук дверной колотушки, заменяющей электрический звонок. Пьер тут же вскочил на ноги и бросился к окну.
— Кто знает, что ты здесь?
— Из тех, кому надо знать, — никто.
— Кого же тогда принес черт?
— Полиция… — прошептал одними губами Кривцов, но Пьер оборвал:
— Заткнись!
Долго гадать им не пришлось, потому что они услышали гнусный и гнусавый голос Ситцевого Додо. Он устал бить в дверь колотушкой и теперь орал на всю округу:
— Открывайте! Я знаю, что вы здесь! Ваша дурацкая машина стоит под яблонями. Вы от меня не скроетесь, подонки! А этот клоповник я разнесу в щепу.
— Откуда ситцевая тварь знает этот дом?
— Он знает все, — почтительно прошептал Шик. — Не мужик, а копилка с чужими тайнами.
— Ладно, открывай.
Додо ввалился в дом, не переставая ругаться.
— Сбавь на оборотах, — негромко предупредил Пьер.
Куда там! Теперь с гневных уст слетали не ругательства общего толка, а вполне конкретные упреки. Договорились ведь, что на этой чертовой заправке он получит товар. Приехал, и нет субчиков. В его планы вовсе не входило уезжать из Бельгии. У него дела не только с такими недоносками, как Пьер, есть и достойные люди. И клиент, между прочим, бельгиец. А вместо того чтоб делать дело, он торчит в дурацком кафе и пялится на дорогу.
— Я ждал вас три часа. Три! — показал Додо на пальцах, поднося их к самому носу Пьера. — Потом стал спрашивать, а были ли здесь такие заметные-приметные — пара проходимцев. Оказывается, были, посидели полчаса и растворились.
— Ты что, совсем обалдел? — потрясенно спросил Пьер. — Ты не такой дурак, чтобы вести себя в дорожном кафе как полицейский. Или ты решил нас заложить?
— Это как посмотреть, — воскликнул Ситцевый весело. — Как вести себя будете. Ладно, дайте что-нибудь выпить.
— Коньяку? — услужливо предложил Кривцов.
Додо посмотрел на него как на привидение, он еще не сообразил, что здесь делает этот чужак.
