Он был младшим, пятым сыном в большой техасской семье наследственных ранчеро. Родители любили Бога, семью, скот и футбол. Поскольку Хантеру, в отличие от братьев, никогда по-настоящему не нравилась работа на земле, он стал играть в футбол. Он обрел религию в футболе.
Он не пытался раздражать родных, особенно маму, когда сказал это. Но видел мир через призму футбола. Хантер усвоил, что, если никто не стоит у него за спиной, он может сделать пас и, скорее всего, остаться лицом к лицу с двумя или тремя игроками команды-соперника. Или может бежать, словно все демоны гонятся за ним, заработав тачдаун, чтобы стать героем в игре.
То же самое и в жизни.
Иногда ему приходилось оставаться один на один с противником и вести игру. Был один парень, который всегда защищал его спину. Кингсли Бьюкенен. Кинг никогда не трусил и не отступал. Всегда стоял рядом.
Их арестовали – а позже освободили – за преступление, которого они не совершали, и это скрепило их дружбу. Остальные парни всегда стремились поговорить с ним о блестящей карьере футболиста, завоевавшего немало кубков, хотя считали его «опасным» и никто не пытался стать ближе, потому что вопросы все еще оставались.
Кто убил Стейшу Крашник? Что Хантер и Кингсли делали той ночью?
Получить и дать ответы становилось все труднее.
За десять лет воспоминания поблекли, а доказательства, которые и так было сложно достать, исчезли совсем.
Поэтому он припарковал свой «бугатти» на кольцевой подъездной дорожке человека, который мог знать ответы. Солнце сияло ярко, но, черт возьми, в этом и есть все преимущества жизни в Калифорнии. Он был ошеломлен, впервые попав сюда. Тихий океан потряс его. До тех пор он был только на Мексиканском заливе, который в подметки не годился Тихому океану.
Теперь у него был пляжный домик в Малибу, и когда он не был здесь, в Кармеле, гоняясь за прошлым, проводил время на палубе яхты, любуясь океаном.
Он постучал в дверь, поднял очки на макушку и осмотрел местность. Двор неплохо ухожен, возможно, заботами садовника.
Дверь открылась, струйка охлажденного кондиционером воздуха вырвалась на свободу и овеяла его. Он изобразил дружескую улыбку:
– Привет!
Девушка, открывшая дверь, была высокой, по крайней мере пять футов семь дюймов. Длинные кудрявые черные волосы обрамляли ее лицо сердечком. Ее глаза были синими и блестящими, почти цвета волн, на которых он занимался серфингом на закате. На полных губах играла нерешительная улыбка. На длинной шее никаких украшений. Из одежды – летний свитер поверх шорт цвета хаки, доходивших до середины бедра.
Ее ноги…
Длинные, стройные, загорелые. И Хантер вдруг представил, как они обвиваются вокруг его бедер.
Он поспешно тряхнул головой и протянул руку. Он здесь, чтобы получить ответы. Не женщину.
– Хантер Карутерс, – представился он. – Я когда-то играл в футбол в команде тренера Гейнера и хотел узнать, может, он найдет время поболтать со мной.
– Я – Феррин, дочь тренера Гейнера, – ответила она. – Заходите, и мы сможем поговорить.
– У тренера есть дочь?
– Да. Но предупреждаю, я пошла не в него. Не умею ловить мяч. Не умею бросать, и говорят, что у меня аллергия на все виды спорта.
Она повела его в глубь дома, в залитую солнцем кухню.
– Все виды спорта?
– Насколько я могу судить.
В ее голосе звучали шутливые нотки.
Проходя мимо кабинета, он заметил витрину с кубками на одной стене и фотографии тренера Гейнера со знаменитостями, политиками и прославленными учениками. Снимок с Кингсли и Хантером, как он успел увидеть, отсутствовал.
– Хотите выпить? – спросила она, показывая на обеденный стол.
– Э-э… я бы хотел видеть тренера, – пробормотал Хантер.
Какой бы она ни была хорошенькой, он здесь по делам, а флирт с дочерью тренера – невероятная глупость.
– Сначала нам нужно поговорить, – повторила она.
– Какого рода беседа? С лимонадом или виски?
Она снова улыбнулась:
– С лимонадом. А какого рода беседа требует виски?
Он наблюдал, как она наполняет стаканы лимонадом.
– Боюсь, вы вряд ли захотите это узнать.
Она подала ему стакан и села напротив.
– В начале года у тренера случился инсульт, и я не уверена в том, что он сможет вам сказать что-либо существенное.
Инсульт?
– Он в порядке?
– Доктора утверждают, что будет. Я здесь, чтобы помочь ему оправиться и снова встать на ноги. Но он терпеть не может лекарства… впрочем, это не важно. У него бывают хорошие дни и плохие. Я просто не знаю, согласится ли он поговорить с вами.
Черт возьми!
Временами Хантер думал, что мысли о Стейше всегда будут его терзать. Может, это справедливо. Может, Вселенная восстанавливает равновесие, мстя за то, что он не смог ее защитить.
Он не знал. Даже мать со всей ее верой не смогла помочь ему понять.
– Можно мне попытаться? – спросил наконец Хантер.
– Да, – кивнула Феррин.
Он допил лимонад, но отметил, что она не прикоснулась к своему стакану и продолжает смотреть на него.
Дьявол! Неужели узнала?
– Я незнакома со всеми игроками тренера. Когда вы играли под его началом?
– Десять лет назад.
Хантер не хотел упоминать Стейшу, пока не сумеет потолковать с тренером.
– Вы один из знаменитых игроков? – спросила она.
– То есть?
– НФЛ, верно? Квотербек?
– Нет, это мой друг Кингсли. Я был ресивером.
Очевидно, она не узнала в нем героя скандала с убийством в общежитии.
– Папа будет счастлив видеть вас. Позвольте отвести вас к нему, – предложила Феррин, выходя из кухни.
Хантер пытался смотреть только на фотографии команд в рамках, висевшие на стене рядом с винтовой лестницей, но непослушные глаза постоянно возвращались к ее бедрам. Одежда была отнюдь не вызывающей, но его привлекала ее манера двигаться.
Она остановилась на верхней площадке:
– Это ваша команда, верно?
Он взлетел на последние две ступеньки и встал рядом с ней. Да, это его команда. До того, как все случилось. Он стоял рядом с Клайвом и Кингсли. Боже, каким же он был молодым!
Молодым и энергичным. Кто еще так широко улыбается на этом фото?
Парень, воображавший, что станет звездой НФЛ, и считавший, что мир принадлежит ему. Вот он кто.
– Это было так давно.
Она промолчала, идя дальше по коридору к последней двери слева. Открыла ее и жестом попросила остаться на пороге.
