– Не нужно мне чествование, – проворчал он. – Кто звонил из колледжа?
Она молчала.
– Феррин!
– Прости, тренер! Это нынешний главный тренер футбольной команды Грэм Питерс.
– Грэм Питерс? Этот мальчишка не отличит свиньи от свиной шкуры! Поверить не могу, что они поручили ему организовать вручение награды.
– Понимаешь, если ты позволишь просмотреть документы, тогда наш вклад будет больше. Может, я попрошу кого-то из бывших игроков твоей команды прийти и помочь мне. По-моему, эти люди знают тебя лучше.
Как только Хантер просмотрит все коробки, она узнает, честен ли он с ней или занимался с ней сексом ради того, чтобы получить доказательство собственной невиновности.
Но какой-то частью сознания она понимала, что прошлая ночь изменила все. Он остается здесь не из-за видеозаписей тренировок и старых документов. Да, они занимались сексом, но это был не просто секс. Она отдавалась ему безоглядно. И надеялась, что для него это тоже было чем-то подобным.
Но она боялась доверять своим чувствам. Боялась верить, что Хантер может считать ее достойной себя.
Когда она смотрела на крупного мужчину в постели, своего отца, сознавала, что этот комплекс неполноценности – следствие их уродливых отношений.
Будь она одна, возможно, выругалась бы. Но она не одна.
Поэтому она покорно ждала ответа отца.
– Кто-то из игроков? Они заходили ко мне? – спросил он.
– Да. Но когда ты неважно себя чувствуешь, мы не разрешаем тебя видеть.
Она заметила, что он прекрасно ее понимает, но выражение его лица определить не могла. Теперь она жалела, что спросила. Если он откажет, что ей тогда делать?
– Нет.
– Папа…
– Я не хочу воскрешать прошлое. О чем уже сказал руководству колледжа и сейчас говорю тебе. Я не желаю этого делать.
Она с трудом отождествляла того человека, который устроил внизу наградную комнату, с этим, раздраженно гонявшим вилкой по тарелке фруктовый салат и утверждавшим, что не хочет почестей за многолетнюю работу в любимом виде спорта.
– Ты жизнь положил на то, чтобы создать прекрасную команду, – тихо сказала она. – Жаль, что не могу понять твоего решения.
Он положил вилку, отвернулся от Феррин, и она впервые увидела в нем мужчину. Не требовательного, грозного, всемогущего тренера, которым он всегда был, а слабого, больного, несчастного человека.
– Я уже не тот, что раньше, – выговорил он наконец. – Почему это так важно для тебя? Я же знаю, что тебе безразличны и футбол, и мои награды.
– Тут ты прав. Мне безразлично и то и другое. Я просто хочу чувствовать, что все годы, когда ты предпочитал футбол мне, того стоили. Хочу, наверное, увидеть что-то в твоей работе тренера и тех командах, которым ты отдавал все свое время. Может, тогда я пойму, почему была для тебя недостаточно хороша.
С этими словами Феррин встала и пошла к двери. Она и так сказала слишком много, тем более что тренер не любил эмоциональных взрывов.
– Феррин!
– Что? – обернулась она.
– Наоборот. Это я не оправдал твоих ожиданий, – возразил отец.
Ей хотелось верить ему, но ее ожесточила целая жизнь, проведенная на вторых ролях.
– Хотела бы я, чтобы это было правдой, – бросила она.
Он выругался, но она открыла дверь и вышла в коридор. Она сама не знала, чего ожидала. Та самая маленькая потерянная девочка, еще таившаяся в душе, ощутила легкое облегчение от его слов, но взрослая девушка – женщина – знала, что этих слов недостаточно. Поздно. Все поздно.
У подножия лестницы ждала Джой. Вид у домоправительницы был встревоженный.
– Все в порядке? – спросила Феррин, поспешив к ней.
– Да. Я смотрела новостной выпуск, пока готовила завтрак вашему отцу.
– Умер кто-то из обожаемых вами знаменитостей?
Джой очень серьезно относилась к тем, чьей поклонницей была. Неизменно говорила о них так, словно была другом или родственницей. Когда у Джастина Бибера начались неприятности с законом, она очень расстраивалась. Считала, что он нуждается в дружеских объятиях и разговоре по душам.
– Нет, дело не в этом, – покачала головой Джой. – Феррин, знаете игрока, который заезжал к вашему отцу? Его зовут Хантер Карутерс.
– Да. Он тот друг, с которым я ездила в Сан-Франциско. Мы прекрасно провели время, – объяснила Феррин, не совсем понимая, куда клонит Джой.
– Пойдемте в кухню, – попросила домоправительница.
– Вы немного пугаете меня, – призналась Феррин. – Что случилось?
– Я надеялась, что он просто оставит нас в покое… а может, сам вам сказал? – предположила Джой.
– Вы о чем?
– Помните, десять лет назад в колледже убили студентку? В убийстве обвинили и арестовали двоих игроков команды вашего отца, – пояснила Джой. – Одним из них был Хантер. Девушка, которую нашли мертвой, была его подружкой.
– Но обвинения были сняты, а его освободили. Хантер все мне рассказал. Он не виновен.
Джой явно смутилась:
– Простите… я только… видела в новостях, как вы оба выходите из «Секондз», и осознала… Простите. Я боялась, что вы не знаете. А репортер сказал, что власти собираются вновь открыть дело против Хантера. Существует новое свидетельство, что он порвал с убитой девушкой до того, как ее нашли мертвой. Он всегда заявлял, что был пьян до потери сознания и не помнит ничего, что случилось той ночью, но теперь говорят, что это ложь.
Феррин оцепенела. Хантер ни разу не упомянул, что порвал со Стейшей. Впрочем, нужно быть справедливой, он почти ничего не рассказывал, кроме основных фактов. Может быть так, что он пытается добраться до отцовских документов, чтобы уничтожить доказательства, а вовсе не для того, чтобы доказать свою невиновность?
По ее телу прошел озноб.
– Спасибо, Джой.
– Все в порядке, милая. Больше я почти ничего не знаю.
– Спасибо. Я поднимусь к себе.
– Хотите, принесу вам что-нибудь? Может, чашку чая?
– Нет, – покачала головой Феррин. У нее не было настроения пить чай. Нужно осмыслить все, что она сейчас услышала. Что все это означает? Может ли она действительно доверять Хантеру? И если уж на то пошло, может она вынести неприкрытое любопытство и назойливость прессы, которая теперь будет донимать Хантера? Все это жестокое напоминание о том, насколько различны их миры.
Она вошла в спальню. Здесь не было никаких напоминаний о ее детстве, поскольку она каждый год проводила у отца всего две недели.
Она подошла креслу около окна и села. Все счастье, словно окутавшее ее сегодня утром, вдруг испарилось. Ушло.
