Он не мог даже предполагать, что она окажется девственницей. В ее-то возрасте. И после всех лет, проведенных ею на Западе, где она, как считалось, получала образование, но на самом деле, по его убеждению, вела праздный и распутный образ жизни.
Как она могла оказаться девственницей?
Как могла женщина с ее внешностью дожить до двадцати шести лет и не…
Он просто искал себе оправдание. Как только он обнаружил, что она невинна, он должен был остановиться и сделать все, чтобы этот первый раз был наименее болезненным для нее.
А вместо этого он повел себя как законченный эгоист. В восторге от ее капитуляции, он полностью отключил тормоза.
Его подкосило чувство ликования, которое он испытал, когда понял, что был ее первым любовником. Это подорвало его контроль над собой, даже когда он пытался заставить себя остановиться.
Неудивительно, что после всего этого он не смог посмотреть ей в глаза. Он представлял упрек в их темной бархатной глубине. На этот раз ее мнение о нем было справедливым. И впервые в жизни он сбежал с поля боя, испытывая неимоверное чувство вины.
Дьявол! Он ничего не знал о девственницах, всегда старательно избегал их. До сегодняшнего дня.
Он вернется и обнимет ее со всей нежностью, которой она заслуживала. И он даст ей испытать высочайшее наслаждение, раз за разом, чтобы стереть память об их первом катастрофическом соитии. Если будет нужно, он всю ночь будет отказывать себе в наслаждении из страха, что снова причинит ей боль. И он будет беспредельно нежен с ней, доводя ее до экстаза в надежде загладить свою вину. Но свой стыд он забудет не скоро.
Он надел брюки, которые захватил с собой по пути в ванную, в последний раз вытер волосы полотенцем и направился к двери. Ему следовало остаться с ней, следовало…
– Что ты делаешь?
Он замер в дверях. Ее темные глаза гневно взглянули на него, и он почувствовал раскаяние, которое пронзило его с головы до пят.
Она вовсе не лежала, свернувшись клубочком, страдая от боли и разочарования. Она была на ногах, снова одетая в эту длинную футболку, которая ни в коей мере не скрывала пышных форм ее тела. Хусейн почувствовал, как его снова охватывает желание при виде ее набухших грудей с затвердевшими сосками.
Черт! Он должен был подольше постоять под ледяным душем, чтобы унять свое возбуждение.
– Жизлан?
Она по-прежнему не отвечала, молча скидывая с кровати на пол подушки и одеяло.
Он подошел к ней и остановился напротив, глядя, как она упрямо вздернула подбородок.
– Что ты делаешь?
Он с трудом удерживался от желания притянуть ее к себе. Ее черные блестящие волосы словно облако окутывали ее, спадая на плечи. А ее надутые губки, как он знал, были сладкими и нежными. И эти ноги. Воспоминание о том, как они обнимали его, воспламенило Хусейна. Он призвал на помощь всю силу воли, чтобы не схватить ее в объятия. Он должен быть спокойным, нежным и внимательным.
Она потянула на себя простыню, и тут он увидел посредине красное пятно. Свежая кровь. Кровь Жизлан.
Он судорожно глотнул, уговаривая себя, что, в конце концов, это было лишь небольшое пятнышко. И это было неизбежно. Если бы не он, так кто-нибудь другой лишил бы ее невинности. Но эти уговоры были напрасны. Чувство глубокой вины охватило его.
И это чувство было тем сильнее, чем отчетливее он понимал, что испытывает не только сожаление, но и возбуждение.
Он снова хотел ее. Прямо сейчас.
– А что, по-твоему, я делаю?
Она даже не посмотрела в его сторону. И он подумал, что один его вид настолько ненавистен ей, что она не хотела видеть его.
Она стащила простыню с кровати и направилась к окну.
– Поговори со мной, Жизлан.
Впервые он просил женщину поговорить с ним. Но с ней все было по-другому.
Держа в одной руке простыню, другой она отодвинула штору и стала пытаться открыть окно.
– Ты хочешь знать, что я делаю? Вывешиваю простыню, чтобы весь Джейрут убедился, что ты выполнил свой супружеский долг. Совету старейшин потребуется доказательство, что мы…
– Прекрати!
Он не мог смотреть на это пятно. Это было доказательством того, что он вел себя как настоящий дикарь.
Он глубоко вдохнул и положил руку ей на плечо. Она отшатнулась от него, словно его прикосновение обожгло ее.
Хусейн в ужасе опустил руку. Ее лицо раскраснелось, и на нем читалось выражение боли и ярости.
– Не стоит этого делать, – тихо сказал он, стараясь успокоить ее.
– Очень даже стоит! Ты все предусмотрел, не так ли? Ты не мог дождаться того, чтобы тебя избрали шейхом в обычном порядке. Тебе нужно было жениться на принцессе, чтобы укрепить свои позиции. Что ж, теперь пора доказать всем, что ты повел себя по-мужски и выполнил свой супружеский долг!
– Жизлан, – мягко сказал он и протянул к ней руку, – не нужно этого делать.
– Почему бы и нет? – с горечью сказала она. – Это все, чем я теперь стала. Просто средством. Не человеком, у которого могут быть свои надежды и желания. И самое время убедить твоих приспешников, все еще сидящих в банкетном зале, что…
– Хватит! – Хусейн вырвал простыню у нее из рук. Он не мог больше это слушать. Это было слишком похоже на правду. Он был так озабочен судьбой нации, что не задумывался над тем, что все это означает для Жизлан. – Хватит. У тебя истерика.
– Истерика? – Воинственный огонь, горевший в ее глазах, сказал ему, что, если бы она могла, она раскроила бы ему череп. Хорошо, что в королевских покоях не было оружия. – Это типично для такого животного, как ты, обвинять женщину в том, что у нее истерика, когда…
Хусейн решил, что пора это прекратить. В ее голосе слышался не только гнев, но и отчаяние, которое потрясло его. И когда она потянулась за простыней, он впился губами в ее губы. Все, что угодно, лишь бы заставить ее замолчать, пока он не придумает, как успокоить ее.
Но прикосновение ее губ снова воспламенило его, чего и следовало ожидать. Он обнял ее одной рукой и прижал к себе.
Он старался не терять самообладания, заставить себя мыслить здраво, но он уже не мог остановиться. Он хотел, чтобы она почувствовала такой же огонь желания, который снедал его.
Его губы сделались нежными. Он знал, что может возбудить ее. До того момента, как он потерял над собой контроль, она отвечала на его ласки с пылом, словно изголодалась по нему. Он превратил поцелуй в сладкую пытку, зная, что сможет соблазнить ее.
Внезапно он почувствовал вкус соли на своих губах.
– Нет! – С внезапной силой Жизлан оттолкнула его. – Оставь меня. Я этого не хочу!
Он ошеломленно смотрел, как по ее нежной бледной щеке катится слеза. Ее губы были припухшими от его поцелуев, а на шее виднелась небольшая отметина, где он, возможно, прикусил ее зубами, хотя он об этом и не помнил.
