Он был вынужден жениться на ней, чтобы заполучить корону, и он хотел выжать из этого брака все.
Жизлан остановилась, привалившись к стене.
Она пыталась найти аргументы, доказывавшие, что это не так. Но все было слишком похоже на правду. Хусейн намеренно, хладнокровно соблазнил ее, физически и эмоционально. И добился от нее всего, чего хотел.
И, осознав это, она должна была освободиться от его власти.
У нее вырвался горький смех. Беда была в том, что она больше не хотела этой свободы. Ей слишком нравилась ее золотая клетка. Все это время она жила как в сказке. И последние месяцы были самыми счастливыми в ее жизни.
Хусейн был таким мужем, о каком она и не смела мечтать, – нежным, страстным, иногда даже забавным, когда он научился расслабляться в ее присутствии.
Неужели все это было лишь иллюзией?
Она так хотела, чтобы этот человек оказался таким, каким она его видела. Потому что она отдала ему не только свое тело. Она отдала ему и свое сердце.
Когда она осознала это, невыносимая боль пронзила ее.
Она медленно подошла к дверям их апартаментов. Ей даже негде было спрятаться, чтобы зализать свои раны! Но ничего, ей придется найти новую мечту, новую сказку. Ту, за которую ей не придется расплачиваться самоуважением.
Хусейн быстро взбежал по ступеням, чувствуя необъяснимое беспокойство. Селим сказал ему, что Жизлан приходила на конюшню, но почему-то быстро ушла. И она выглядела больной.
Но Жизлан никогда не болела. Может быть, она беременна?
Эта мысль наполнила его восторгом и в то же время тревогой.
Он распахнул дверь в их спальню и замер на пороге.
На кровати лежал раскрытый чемодан.
– Жизлан?
После долгой паузы она наконец вышла из гардеробной, держа в руках стопку одежды. Она была бледна, и между ее бровями залегла морщинка. Она осторожно положила одежду на кровать, потом выпрямилась и взглянула ему в глаза.
Хусейн похолодел. Такого взгляда он не видел уже много месяцев.
– Что, черт возьми, происходит?
– Я упаковываю вещи. Я хочу навестить шейха Захрата и его жену по их приглашению.
Он крепко сжал руки в кулаки и почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
– Нет. Ты никуда не поедешь без меня.
– Прошу прощения? – Она высокомерно вздернула подбородок. – Ты не можешь приказывать мне. Мы договорились о том, что я могу путешествовать, когда здесь все придет в норму.
Хусейн разрывался между яростью и желанием. И чем-то еще. Чем-то, очень сильно напоминавшем страх. После всего, что между ними было, она снова была готова отвергнуть его?
– Ты так торопишься снова увидеться с ним?
– Не столько с ним, сколько с его женой. Она моя хорошая подруга. А после Захрата, думаю, я слетаю в Париж, чтобы повидаться с сестрой и…
– Его жена – твоя подруга? – Хусейн едва не рассмеялся оттого, что такое простое объяснение не приходило ему в голову. – Так это не Идрису ты звонила все это время?
А он так мучился от ревности!
Жизлан приоткрыла рот от изумления:
– Откуда ты знаешь, что я туда звонила? Ты шпионил за мной?
– Нет, просто я первое время отслеживал все исходящие из дворца звонки, чтобы убедиться, что никто из слуг не передает противнику важную информацию.
– Но ты и потом продолжал шпионить за мной? – взорвалась Жизлан.
Он кивнул, не собираясь извиняться. Он испытал неизъяснимое облегчение, узнав, что она звонила не другому мужчине. После того как они стали так близки, ему уже не хотелось верить в это. Но сомнения все же продолжали разъедать его душу. Он постоянно помнил о том, какими разными они были. Он, рожденный в нищете, закаленный в боях солдат, и его утонченная, элегантная, хорошо образованная жена.
– Но почему? Почему ты прямо не спросил меня?
Хусейн нахмурился:
– Я надеялся, что ты когда-нибудь сама расскажешь мне об этом. Я надеялся, что ты доверяешь мне.
– Доверяю тебе? – В ее голосе послышались истерические нотки. Прежде за ней такого не наблюдалось.
– Ты думал, что я предаю свою страну, передавая секретную информацию другому правителю?
– Конечно нет. Ты слишком любишь Джейрут, чтобы предать его.
Ее глаза сузились.
– Значит, это было другое? Сколько раз я должна говорить тебе, что между мной и Идрисом ничего нет? Это должен был быть просто династический брак. Да этот человек без памяти любит свою жену! А даже если б я была влюблена в него, я не сказала бы тебе об этом. С какой стати мне было это делать? Нас с тобой связывает лишь удобный секс.
Глубина ее презрения потрясла его. Но была задета не только его гордость. Эмоции переполняли его.
Как могла она отрицать то, что было между ними? Как она посмела?
– Удобный?
Его голос был больше похож на рычание, и Жизлан инстинктивно отступила на шаг. Но огромные руки схватили ее за плечи, и Хусейн с такой силой прижал ее к себе, что у нее перехватило дыхание.
– Ты называешь это удобным? – Гримаса боли исказила его лицо. – Да ты еще невиннее, чем я думал!
Он голодным поцелуем впился губами в ее губы, и она откинула голову. Вцепившись руками в его плечи, она попыталась оттолкнуть его.
Но было уже поздно. Невероятный жар охватил ее тело. Жизлан ответила на его поцелуй, горячо, требовательно, одновременно восхищая и наказывая его. Даже сейчас, когда ярость и боль сжигали ее, она не могла противиться ему.
Его поцелуй сделался нежнее, большие руки ласкали ее, и Жизлан почувствовала, что не может устоять перед ним. Перед самой собой. Он застонал, и она расслабилась в его объятиях.
Нет! Она изо всех сил оттолкнула его:
– Я не хочу этого.
Но даже ей было понятно, что это неправда. И ее привязывала к нему не его сила, а ее собственная слабость. Ее ноги подогнулись.
Их глаза встретились, и ее охватила дрожь.
– Я думал, что время притворства уже давно прошло.
Он положил руку ей на грудь, и она содрогнулась от предвкушения более интимной ласки. И это подтверждение ее слабости пробудило в ней отчаяние и решимость.
– Отпусти меня, Хусейн, – тихо сказала она.
– Нет, не отпущу, пока ты не объяснишь. И не смотри на меня так!
Жизлан судорожно сглотнула:
– Мне нечего объяснять. Я хочу посетить Захрат, а потом Париж, чтобы…
– Чтобы увидеться с сестрой. Это я уже понял.
Он отпустил ее и сложил руки на груди. Она была удивлена, увидев, что его грудь вздымается, словно ему тоже не хватает воздуха.
