– Так ты не помнишь меня, – прошептала она. В ее глазах засверкали слезы. – После всего, что между нами было… Я думала, мы сможем все начать сначала… теперь, когда Ванессы нет. Когда я узнала, что ты жив, я подумала, мы…
– Я помню, – прервал ее Антонио. – Но я не знал об этом до тех пор, пока не увидел тебя.
Но он не помнил Кейтлин. Интересно, вспомнил бы он Ванессу, если бы увидел ее?
Его вдруг захлестнуло жгучее желание получить ответ на этот вопрос.
– Прости, – мягко сказал он плачущей рыжеволосой женщине. Ему захотелось вернуться домой и выяснить, что еще он может извлечь из своей дырявой, как сито, памяти. – Нас с тобой больше ничего не связывает. Я не люблю тебя и никогда не полюблю.
Она горько рассмеялась:
– Забавно. Почти то же самое ты сказал мне о Ванессе перед тем, как отправился в Таиланд.
Слова молнией вспыхнули у него в голове. Он вспомнил свой разговор с Шейлой.
«Я не люблю ее и никогда не полюблю. Мне больше нечего делать в этом холодном, пустом доме». Он говорил о доме в Малибу. Том самом, в котором теперь жил с Кейтлин и своими детьми.
Он сказал Шейле, что не любит Ванессу. Если это в самом деле было так, понятно, почему он не может вспомнить, какие чувства он испытывал к жене. А вдруг это ложь и он сказал эти слова, чтобы польстить любовнице?
Однако в Таиланд он все же отправился с Ванессой. И они решили завести детей. Неужели все это время у него был роман с другой женщиной?
Каким же надо быть человеком, чтобы вытворять такое? Когда Антонио вернулся в Лос-Анджелес, чтобы выяснить, кем он был, он даже не предполагал, что обнаружит в своем прошлом ложь и эгоизм. Каким он был до катастрофы?
Некоторые стороны своей жизни он под сомнение не ставил. Например, отцовство. Это было частью его жизни. А как насчет нарушения супружеской верности? Он не мог просто отмахнуться от своего прошлого, каким бы оно ни было. Ради себя, ради своих детей, ради Кейтлин он должен был выяснить все, что возможно, о том, каким человеком был Антонио Каваллари.
– Прости, – повторил он. – Мне нужно идти. Пожалуйста, больше не ищи со мной встреч. Наши отношения, какими бы они ни были, навсегда остались в прошлом.
– Да. – Шейла вздохнула. – Прошло больше года… Я подумала, что теперь у нас есть еще один шанс. Настоящий. Ты никогда не развелся бы с Ванессой, к тому же у вас должны были родиться дети.
– Да, я никогда не развелся бы со своей женой. Кстати, у меня трое детей. Тройняшки.
Шейла печально улыбнулась:
– Поздравляю. Не ожидала. Ванесса оказалась умнее, чем я думала. Три ребенка – в три раза больше алиментов, если бы ты все же решился развестись с ней. Хотелось бы мне знать, как ей удалось это провернуть.
Алименты. Он вдруг вспомнил свою ссору с Ванессой. Память обрушила на него целый водопад образов. Ванесса узнала о Шейле. Она была в ярости, ведь Антонио клялся, что покончил с «той женщиной». Очевидно, нет. Тогда Ванесса заговорила о детях, сказала, что это ее страховка. На случай чего?
Остальное Антонио не помнил.
– Тройняшки были случайностью, – сказал он, – счастливой.
Кивнув, Шейла повернулась и пошла прочь. Несколько мгновений Антонио смотрел ей вслед, потом сел в машину и велел водителю везти его домой. Там он надеялся найти ключи к тайнам, запертым в его памяти.
Дома Антонио заперся в своей комнате, чтобы просмотреть телешоу, в котором блистала Ванесса.
Ванесса появилась на огромном экране, и сердце Антонио учащенно забилось. Стройная, рыжеволосая, красивая. В ее манере держаться, в жестах было что-то очень знакомое… потому что она выглядела как рыжеволосая версия Кейтлин.
Боль взорвалась в висках, как фейерверк.
Его воспоминания о Шейле и Ванессе тут же отделились друг от друга. Беспорядочные обрывки воспоминаний соединились в единое целое, как кусочки мозаики. В памяти Антонио замелькали картинки, словно кадры из фильма. Не в силах помешать этому, он вглядывался в свое прошлое, и ему не нравилось то, что он видел.
Может быть, он не хотел вспоминать ни жену, ни любовницу. Может быть, подсознательно он понимал, что не заслуживает такой чистой, невинной женщины, как Кейтлин, и подавлял свои воспоминания.
Ему придется сказать Кейтлин. Она должна знать, каким он был прежде.
Антонио выключил телевизор и долго сидел в полной темноте. Он злился на себя за то, что не мог вспомнить, почему поступил так, а не иначе.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Кейтлин.
– Я не знала, что ты вернулся, но увидела машину и…
– Входи, – дрогнувшим голосом сказал он, – пожалуйста.
Кейтлин была здесь. Может быть, настало время выложить карты на стол. Папарацци, слоняющиеся возле «Фалько», наверняка сняли его вместе с Шейлой. Пусть лучше Кейтлин узнает правду от него, чем из газет.
Она вошла в комнату и протянула руку к лампе. Он поймал ее руку прежде, чем она успела включить свет. В темноте он чувствовал себя увереннее.
– Что случилось? – спросила она. В ее голосе звучала тревога.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Конечно.
Кейтлин опустилась на диван. В тусклом свете, падающем из полуоткрытой двери, Антонио едва видел ее лицо.
– Сегодня я… встретил кое-кого. Женщину. Из моей прошлой жизни. Я… вспомнил ее.
– Это же замечательно! – воскликнула Кейтлин.
– Нет, совсем нет. У меня была связь с этой женщиной, – без обиняков, резко сказал он.
– Связь?
– Да. И, видимо, довольно длительная.
Кейтлин молчала, и он уже начал жалеть, что не позволил ей включить свет. Она расстроена? Наверняка. Но в темноте он не видел ее лицо.
– Я не понимаю, – наконец проговорила она. – Вы с Ванессой были счастливы. Вы любили друг друга.
– Я не был счастлив. И не любил ее, – ответил Антонио.
Возможно, осознание этого причинило ему самую сильную боль. Он ничего не знал о любви потому, что никогда не любил прежде. Вспомнив Ванессу, Антонио понял, что Шейла сказала правду. Он не любил жену.
Он не мог сравнить чувства, которые испытывал теперь, с тем, что чувствовал раньше, потому что сравнивать было не с чем. Он никогда прежде не испытывал того, что чувствовал к Кейтлин.
Теперь Антонио понимал, что любит ее.
Иначе он не терзался бы так, рассказывая ей о своем прошлом, в котором ничего не мог изменить.
– Почему же ты не развелся? – едва слышно спросила Кейтлин.
– Не знаю, – признался он. – Наверное, потому, что я католик. И потом, у нас должны были родиться дети. В моей памяти все еще очень много пробелов, фрагментов, которые я, может быть, никогда не восстановлю.
