— Я не уверен, что я понимаю.
— Забавно, как все иногда случается в жизни, — проговорил он.
— Расскажите мне, — попросил я.
— Откуда же начать? — задумался он. — Как я уже говорил, я знал ее мать, Сандру. Сандре Кинг было тридцать три года, когда я начал с ней встречаться. Это было десять лет назад, в Южной Калифорнии, где я преподавал в Сан-Диего. Данни было десять лет.
— А отец Данни?
— Отец?
— Ну да. Отец, который трахал ее и научил всяким грязным штукам, — пояснил я. — Она сказала, что это он сделал из нее шлюху.
— Не было никакого отца, — сказал Гордон.
— Правда?
— Этот человек умер, когда Данни было шесть месяцев. Сердечный приступ. Бедолаге было всего двадцать пять лет. Очевидно, какие-то нелады с моторчиком.
— Значит, она лгала мне, — пробормотал я. — И не было никакого инцеста.
— Она просто рассказывала тебе байки.
— Я догадывался, что это все вранье. Она просто морочила мне голову. Все эти истории о групповом изнасиловании, о сексе с животными, об «играх» с папочкой…
— Возможно, половина из того, что рассказывала тебе Данни, и было правдой. Насчет отца — фантазии чистой воды. Она хотела, чтобы отец трахал ее, заполнил эту пустоту, чтобы у нее было то, что, возможно, было у ее подружек: нарушить одно из старейших сексуальных табу с библейских времен. Она хотела воплотить эту фантазию со мной, но я не мог ей этого дать. Иногда она находила пожилых людей, которые могли оказать ей такого рода услугу.
— Значит, вы встречались с ее матерью и трахали маленькую Данни, — сказал я. — Как Эшли и ее мать?
— Нет, ничего подобного. Для начала Сандра не была моей рабыней. Ни о чем таком я и не помышлял, пока не приехал в Новый Орлеан. Потом, я не мог заставить себя трахнуть Данни. Я твердил себе, что она слишком молода. Я знал, что она хотела меня. Она флиртовала со мной и явно давала мне понять, что хочет стать моей любовницей. Но я не мог сделать этого по одной веской причине: я слишком ее любил. Я не любил ее мать. Я любил Данни, но не осмеливался заходить так далеко.
— Из-за ее возраста?
— Частично. Я хотел, чтобы наши отношения были своего рода совершенными. К тому же рядом была Сандра…
— Как долго вы встречались?
— Около трех лет. Когда мы разорвали отношения, Данни было, кажется, тринадцать. Я получил назначение сюда и покинул Калифорнию. Данни была хоть и маленькой, но весьма сексапильной девицей, и я знал, что дальше — больше. Я уехал, Данни строчила мне письма, в которых описывала свои сексуальные подвиги. Перед отъездом она сказала мне: «Если ты не переспишь со мной, я найду человека, который это сделает. Я буду трахаться со всеми, с кем захочу». Она хотела сделать мне больно. Мне действительно было больно, однако ее слова еще и возбудили меня. Ее сексуальные письма были отвратительны, но в то же самое время я кончал, перечитывая их и рисуя в воображении похабные картинки, на которых множество мужчин суют свои члены в ее маленькую девичью «киску».
И… я не был уверен, что все это было на самом деле, что она писала правду. Я подозревал, что истина лежала где-то посередине, как те байки, которые она рассказывала тебе.
Когда она написала, что спит с отцами своих подружек, я знал, что за этим кроется ее желание найти отца, которого она никогда не знала. Отца, которым я никогда не смог бы стать для нее.
Когда она писала мне о том, что делает минет своим учителям, женатым мужчинам, с которыми встречалась в мотелях, тренеру по баскетболу… я знал, что действительно у нее было на уме — в мыслях распущенной грязной маленькой шлюшки.
Затем ей исполнилось девятнадцать, пришло время поступать в колледж, и она захотела приехать сюда. Я не мог ее остановить. Да и не хотел этого.
Она приехала — нимфетка, ставшая женщиной. Прекрасной сексуальной женщиной, которая немедленно возжелала переспать со мной.
Во время нашей первой встречи она сказала мне: «Я хочу показать тебе, чему научилась за эти годы», — и начала сосать мой член. У меня в жизни не было такого великолепного минета.
Я рассказал ей о своем увлечении садомазохизмом. Сказал, что я хозяин, ищущий рабыню. Она тут же ответила: «Я буду твоей рабыней. Я сделаю все, что ты мне прикажешь. Я буду твоей — делай со мной что хочешь, пользуйся мной, оскорбляй меня».
«Ты будешь сосать мой член каждый день, маленькая блядь, — сказал я ей, — и отсосешь и трахнешься с теми, с кем я тебе скажу».
— Но вы же никогда не спали с ней, — проговорил я. — Не трахали ее в ее «киску».
— Я не собирался трахать ее и в задницу, пока ты мне не рассказал, насколько это классно. А что касается «киски»… Ее вагины… Нет.
— Почему? Это же ничего не значит, Гордон.
— Для тебя — может быть. Но не для меня. Ее вагина для меня была самим совершенством. Я любил ее. Любил, как никого в своей жизни. Судьбой нам было предначертано быть вместе, я знал это с самого начала, еще десять лет назад. Я хотел быть ее первым мужчиной, я хотел сделать ее женщиной, но не сложилось. Мне было больно, Алекс, больно потому, что она стала трахаться с другими, так как я не мог ей этого дать. Я все же сделал ее своей рабыней, я заставлял ее делать всякие вещи, и она была просто счастлива выполнять мои приказы. У нас есть то, что есть, но не то, что мы должны были бы иметь.
— А теперь она покинула нас, — сказал я.
— Она…
— Она погибла из-за вас.
— Я думал, ты пришел ко мне, чтобы подбодрить меня.
— Я пришел сказать вам правду.
27
— Она ушла не навсегда, — сказал Гордон Де Марко. — У меня есть план.
Он встал, подошел к бару и приготовил себе очередной коктейль.
— Что за план? — спросил я.
Он повернулся ко мне, его лицо хранило невозмутимое выражение.
— Мне велели обрить голову в качестве подготовки.
— Подготовки?
— Помнишь тех людей, которых мы встретили на вечеринке во Французском Квартале? Марка Перкинса и Вивьен Даркблум?
— Как я могу их забыть, — проговорил я. — И ту вечеринку… И шоу, которое устроила нам Данни…
— Они занимаются колдовством.
— Данни тоже об этом говорила.
— Я пошел к ним и спросил…
Он покачал лысой головой и отвернулся.
— Гордон, — проговорил я. — Горди…
— Ты должен уйти, Алекс.
— Я не уверен, что хочу этого.
— Я понимаю твое смятение, но уверяю тебя, что я в порядке. Я настроен очень позитивно, Алекс. Но я не могу говорить сейчас об этом.
Я вздохнул.
