– Серьезно? А что, у вас на реке Солт полиции нет?
– Есть, но лично я ни с кем из полицейских незнакома.
– Значит, плохо работают ребята. Халтурят. Наладить связи с местным населением – половина дела. Мой старший брат Гейб – начальник полиции у нас на Черной горе. Вечно повторяет, что надо заниматься профилактикой преступности. Поэтому и перед детьми все время выступает. В школе его застать проще, чем в участке.
Значит, брат Кино – начальник полиции? Леа только головой покачала. Ну и семейка. Но, может быть, дома Кино занимается чем-нибудь мирным, не связанным ни с оружием, ни с применением насилия. Как можно небрежнее, Леа спросила:
– А ты чем занимаешься?
– Тоже служу в полиции. Патрульным. Недавно приняли. Всего десять месяцев, как работаю. Экзамен сдал с первой попытки.
От разочарования у Леа сжалось сердце. Зря она надеялась, что он отличается от других сумеречных волков.
Между тем за окнами машины пустыня красиво золотилась в свете предзакатного солнца.
– Клэй тоже полицейский? – спросила Леа.
Кино состроил гримасу:
– Нет. Он у нас больше по рогатому скоту. А еще ходит на охоту. Добывает мясо для племени, а бывает, что и туристов водит.
Да, от братьев Козен лучше держаться подальше. Убийца на убийце, подумала Леа. Одни расправляются с животными, другие – с людьми.
Тем временем Кино продолжил:
– Мы с Гейбом – единственные полицейские в семье.
– А сколько у тебя братьев? – полюбопытствовала Леа.
– Трое. Самый старший, Клайн, входит в совет племени. А ему, между прочим, всего тридцать три года.
– Наверное, он там самый молодой?
– Конечно. Молодой да ранний.
– Сестер, значит, нет? – задумчиво произнесла Леа. – Тяжело, должно быть, пришлось вашей матери – одни мальчишки в доме.
Кино долго молчал, наконец вздохнул и сказал:
– Мама погибла, когда мне было двенадцать лет. Авария в Южной Дакоте. Пьяный водитель.
У Леа внутри все сжалось. Должно быть, поэтому Кино и стал офицером полиции – хотел защитить других от такой серьезной угрозы, как нетрезвые водители за рулем.
– Извини. Мои соболезнования, – произнесла Леа.
– Мама была наездницей. Участвовала в родео. Быстрая, как молния. Ее даже приглашали на какое-то особо торжественное мероприятие в честь Четвертого июля. Мама тогда выиграла много призов. И погибла тоже четвертого июля. С тех пор терпеть не могу этот день. Нас с братьями воспитывала бабушка.
Леа хотела спросить Кино об отце, но сдержалась. Раз детей отдали бабушке, с ним тоже связана какая-нибудь неприятная история.
Кино провел рукой по губам, затем снова взялся за руль.
– Сестра у нас была. Но она ехала в одной машине с мамой. В аварии сестренка выжила. Но…
– И что же с ней стало?..
Кино плотно сжал губы и стиснул руль.
– В том-то и дело, что не знаем. Когда в последний раз ее видели, сестренке было три года. Она тогда примеряла свое первое нарядное индейское платье – кружилась, подпрыгивала, чтобы серебряные монетки звенели… С тех пор прошло девять лет. Об аварии нам сообщили только через несколько дней. А когда узнали, бабушка поехала туда вместе с нашим старшим братом Клайном. Документы мама оставила в лагере, где остановились участники родео, поэтому выяснение личности затянулось. К тому времени как нам позвонили, мама уже была похоронена. Думали, что и сестра тоже. Бабушке сказали, что выживших в аварии не было. Но полицейские ошиблись. Сестренка осталась жива.
– Как же они могли допустить такую халатность?
– Не знаем. Мы и сами только недавно выяснили, что она выжила. На десятую годовщину гибели мамы и сестры бабушка заказала на могилу памятник в виде маленького ягненка. Позвонила на кладбище, и там сказали, что на их земле похоронена только наша мать.
– Но куда же тогда пропала ваша сестра?
– Этого нам сказать никто не может. Единственное, что известно, – на земле индейцев сиу был похоронен только один человек, взрослая женщина. Гейб думает, что Джованну из машины забрали представители Бюро по делам индейцев.
По личному опыту Леа знала, что Бюро по делам индейцев регулярно допускает серьезные промахи, поэтому не удивилась.
– Ужасно…
– Джованну не нашли. Если сестренка жива, сейчас ей двенадцать лет.
Достигшие двенадцатилетнего возраста девочки апачи должны пройти церемонию Рассвета – так назывались обряды, знаменующие превращение девочки в женщину. Леа помнила, как сама готовилась к священному таинству. Четыре дня танцев, молитв и наставлений. Это были одни из самых приятных воспоминаний ее детства. И все же даже после церемонии Леа не чувствовала себя среди апачи своей и сомневалась, что они когда-нибудь примут ее в свой круг.
– Должно быть, ваша бабушка прилагает все усилия, чтобы разыскать девочку?
– Конечно. Мы должны найти ее как можно скорее, к июлю, чтобы Джованна успела пройти церемонию. Поэтому бабушка послала моих старших братьев на ее поиски. Я часто вспоминаю Джованну, какой она была в тот день. Маленькая девочка в розовом платьице… Зачем они только поехали на это родео?..
Леа положила руку на бедро Кино. Мгновение спустя Кино накрыл ее руку своей.
– Не волнуйся, твои братья непременно ее отыщут.
– Надеюсь. Очень хочется порадоваться за нее на церемонии Рассвета. И бить в барабаны, когда Джованна будет танцевать.
С этими словами Кино убрал руку и снова взялся за руль.
– Спасибо, – произнесла Леа.
– За что?
– За то, что стараешься отвлечь меня от мыслей о том, что сегодня случилось.
Кино пожал плечами, будто хотел сказать, что не сделал ничего особенного.
– А почему ты отправился сюда вместо того, чтобы поехать с братьями? – спросила Леа.
– Здесь у меня важное дело.
Какое, Кино объяснять не стал, а Леа не спросила.
– Можно задать вопрос… офицер Козен?
– Можно, но только никаких званий. Зови меня просто Кино.
– Хорошо. Кино.
– Ты правда нарочно стрелял в мою машину?
– Пришлось. Ведь этот подонок собирался тебя убить, верно?
– Значит, ты пытался его застрелить? Или просто отвлекал?
– Просто отвлекал.
Леа вздохнула с облегчением. Значит, он просто хотел защитить ее, при этом никому не причиняя вреда.
– К сожалению, с того места, где я стоял, в него было не попасть.
Леа бросила на него недовольный взгляд.
