– Мистер Паркер, – нашелся Клинт, – рад знакомству.
– Папа, – спохватилась я, – это мой друг Клинт Фриман. – От сумбура в голове я совсем забыла о приличиях. – Клинт, это мой отец, Ричард Паркер.
Мужчины пожали друг другу руки, и папа повел нас в гостиную.
– Проходите и будьте как дома. Шеннон, налей себе и Клинту что-нибудь. Ты ведь помнишь, где все стоит?
Гостиную от кухни отделял большой остров с множеством ящиков и встроенным грилем. Указав Клинту на диван, отец опустился в любимое кресло-качалку, стоявшее у столика, заваленного книгами и журналами.
– Что будешь пить, Клинт? Чай, кофе или что-то покрепче? – спросила я, потянувшись за чашкой.
– Пожалуй, кофе, если тебя не затруднит.
– Я только что сварил свежий, – сказал отец. – Надеюсь, ты любишь крепкий?
– Люблю, – улыбнулся мой друг.
– Между прочим, Клоп, в этом шкафу стоит бутылка односолодового виски, к которой никто не прикасался месяцев шесть. Если твои вкусы изменились обратно…
Я чуть не прослезилась, услышав домашнее прозвище, и не обращала внимания на то, что папа говорил дальше. Я люблю виски, полюбила во время первой поездки в Шотландию десять лет назад. В Партолоне я узнала, что Рианнон никогда не пила виски, считая напитком, не подходящим благородной леди. Слова отца означали, что Рианнон была здесь. Черт, она решила мне и в семье все изгадить.
Заварив себе чай, я взяла две кружки и прошла в гостиную.
– Тебе что-то налить, па?
– Спасибо, мне достаточно кофе с ликером. – Он хитро прищурился. – Ты ведь знаешь, что я не пью кофе в такое время, но чутье подсказывало, что сегодня я лягу спать поздно.
Я села на диван рядом с Клинтом и принялась нервно подергивать за ниточку чайный пакетик.
– Значит, не хочешь свой любимый скотч? Хм. Но, кажется, ты выпила все то дорогущее красное вино, которое привезла в прошлый раз.
– Нет! То есть да. – Я покачала головой. – Я по-прежнему люблю скотч, просто сейчас мне лучше выпить горячего чая. – «И так будет в ближайшие семь месяцев или больше», – добавила я про себя.
Прихлебывая чай, я размышляла, как начать разговор. Здесь, с папой, в знакомой обстановке, я почувствовала, что становлюсь сильнее и что способна справиться с неожиданными трудностями.
– А где мама Паркер? – моргнув, спросила я и поймала себя на мысли, что мне не хватает мачехи. Она непременно начала бы сейчас суетиться, предлагать нам поесть, стала бы стягивать с меня грязную и мокрую одежду, короче говоря, вести себя как все матери, отчего я сразу бы поняла, что меня любят и рады видеть. Мне стало стыдно оттого, что я не сразу задала этот вопрос.
– Мама Паркер отправилась с визитом к сестре в Феникс.
– Без тебя?
Удивительно. Они женаты целую вечность, но до сих пор все делали вместе. Мило… до тошноты.
– Она готовилась несколько месяцев, мы должны были ехать вместе, но один из этих оболтусов годовалых жеребцов протаранил забор и чуть не лишился ноги. Пришлось мне остаться, выхаживать его.
Я кивнула, хорошо знакомая с вечными жалобами на лошадей. Отец считал, что на свете нет созданий глупее скаковых лошадей, при этом любил их всем сердцем.
Я понимала, что пора объяснить, зачем я приехала, но моя душа так истосковалась по спокойному вечеру в домашней обстановке, что я не решалась разрушить идиллию.
– Как в школе? – спросила я. До того как переместиться в другое измерение и стать Верховной жрицей, я была довольна жизнью и работой в школе Брокен-Эрроу, в которой, между прочим, три десятилетия работал тренером футбольной команды мой отец. Мне нравилось преподавать, кроме того, с подростками никогда не бывает скучно, они постоянно подбрасывали мне повод смеяться от души. Ну правда, где еще, кроме муниципальной школы, можно получить работу, позволяющую каждый день выступать перед сотней или более полулюдей (то есть подростков)? Какая профессия позволяет несколько раз в год во время Дней поднятия командного духа являться на работу в самых неожиданных нарядах от пижамы до костюма любимого супергероя? И еще получать за это зарплату, пусть и почти символическую, как не в Оклахоме. Но это только в муниципальных школах. Мы с папой придерживались одного мнения о подростках и считали, что их поступки начисто лишены смысла и логики, и в этом они обскакали даже лошадей.
Лицо отца просияло.
– Ох уж эти оболтусы, с каждым годом они все более бестолковые. – Он улыбнулся. – В этом году у нас новый заместитель директора, женоподобный слабак, понятия не имеет, что такое дисциплина. Только и занят тем, что переставляет мебель, регулирует термостат в учительской и за всеми шпионит, как бы кто из учителей не оставил класс и не отправился пить кофе. Не удивлюсь, если он писает сидя. – Он закатил глаза и скорчил физиономию страдальца. – Хорошо, что ты бросила эту работу.
От воспоминаний об изменениях в жизни мне стало не по себе.
– Неважно выглядишь, Клоп. – Отец старался казаться спокойным, но было видно, что он нервничает. – Не хочешь рассказать, что происходит?
Я подняла глаза. Мне никогда не удавалось ничего скрыть от папы, впрочем, я и не старалась. Неожиданно мне пришла в голову мысль, что и Рианнон не удалось ничего от него скрыть. Вдруг отец понял, что она – не я?
Вздохнув, я выпрямилась:
– Все так сложно, даже не знаю, с чего начать.
– В жизни все сложно, – пожал плечами отец. – Давай разбираться с самого начала.
– Понимаешь, последние шесть месяцев я была не я.
Папа закивал:
– Это точно. Ты нагрубила маме Паркер. К счастью, она тебя очень любит. Ну, вижу, сейчас ты пришла в себя.
Я невольно подняла руку, чтобы он замолчал.
– Нет, папа, я не имела в виду, что я вела себя не так, как раньше. Я говорю буквально. Это была не я.
Не знаю, что он собирался сказать, но несколько секунд молчал, внимательно меня разглядывая.
– Объясни, что это значит, Шеннон Кристи.
Отец использовал мое второе имя, только если относился к разговору серьезно.
– Ты помнишь, полгода назад со мной произошел несчастный случай?
– Как не помнить. Ты попала в аварию, несколько дней была без сознания. Напугала нас чуть не до смерти. Я всегда знал, что ты врежешься во что-то на своем чертовом «мустанге». Если гонять с такой скоростью…
Ну вот, сел на любимого коня!
– Папа, не было никакой аварии, – перебила я его. – Я ни во что не врезалась. На распродаже вещей я купила старинную вазу, оказавшуюся погребальной урной. На ней была изображена Верховная жрица богини Эпоны.
– Кельтская богиня лошадей, – кивнул отец.
Папа человек начитанный, в гостиной на всех полках стоят и лежат книги.
