– Отлично. Мы в Оклахоме умеем укрощать лошадей. Уверяю, он станет кротким, как пони.
Я рассмеялась и оттолкнула его:
– Ты невыносим.
Я подняла голову и оглядела дерево, под которым сидела. Это была груша Каллери, лет пяти, не больше. Я прижала ладони к стволу и прислонилась лбом.
– Спасибо тебе, малышка, за твой дар.
– О, Избранная, я рада помочь, – прозвенел в голове веселый голос.
Я погладила кору на прощание и ощутила, что дерево подрагивает под моей рукой, как резвый щенок.
– Надо проведать папу, – сказала я Клинту, и мы направились к входу в больницу. – Слушай, а снегопад закончился. – Я удивленно огляделась.
– Да. Сразу после того, как я поймал Нуаду в пруду. – Клинт посмотрел на небо. – Но скоро опять пойдет. Посмотри на эти тучи, даже луч солнца не пробивается.
Я сделала шаг и провалилась в рыхлый сугроб.
– Осторожно. – Клинт подхватил меня под локоть и поморщился от боли.
– Может, тебе тоже стоило попросить помощи у дерева? Из-за меня и проблем с моей семьей ты совсем подорвал здоровье.
– Все наладится, когда я опять окажусь в лесу. – По лицу Клинта было видно, что разговор ему неприятен. – А до этого момента придется потерпеть.
Я хотела сказать, что будет лучше, если он как можно скорее вернется в свой лес, но, перехватив его взгляд, поняла, что продолжать не стоит.
Мы вошли в холл больницы и попали в мир света люминесцентных ламп и запахов медикаментов. Я вспомнила, как во время учебы работала администратором в клинике неподалеку от общежития Университета Иллинойса, и поморщилась. Этот запах всегда и везде одинаковый.
– Могу я вам помочь? – Пухленькая женщина-администратор отодвинула створку окна и широко нам улыбнулась.
– Да, я дочь Ричарда Паркера.
– Конечно. – Она растягивала звуки, как настоящая местная жительница. – Подождите немного, я все выясню. У него как раз сейчас врач.
– Я хотела бы его увидеть. Пожалуйста.
– Я спрошу, готов ли мистер Паркер принять вас. – Она вопросительно посмотрела на Клинта.
– А это мой муж, – выпалила я.
Женщина одобрительно кивнула:
– Подождите там, я скоро вернусь.
Мы прошли к ряду кресел и сели. Я чувствовала, что Клинт не сводит с меня глаз.
– Только не начинай. Я бы с удовольствием ткнула тебя в бок локтем, но боюсь за твою спину.
Клинт усмехнулся.
– Мистер и миссис… – К нам подошла администратор.
– Фриман, – подсказал Клинт и обнял меня за плечи. – Мистер и миссис Фриман. Да, это мы.
– Можете пройти к отцу, но только на минутку. Скоро придет хирург, надо будет сделать небольшую операцию на руке, и нам надо срочно подготовить пациента. – Не переставая говорить, она повела нас по бесконечно длинному коридору. – Все будет хорошо, не волнуйтесь. Доктор сказал, что надо будет понаблюдать за ним еще пару дней, так что он побудет у нас. Ведь мистер Паркер получил еще и травму головы.
– Хорошо, что она у него крепкая, – шепнула я Клинту.
– Как и у дочери, – шепнул он в ответ.
Мы вошли в палату под номером 4 и сразу увидели полулежащего на кровати отца. Почему-то сейчас он выглядел маленьким и щуплым. С левой стороны стоял штатив с капельницей, и по прозрачной трубке в вену текла жидкость. Правая рука покоилась на специальной подставке, пятно крови на бинте медленно увеличивалось и уже напоминало очертанием большую картофелину. На левой стороне лица я заметила ужасающего вида синяк, переливающийся несколькими оттенками красного и фиолетового. Даже на фоне белоснежной подушки бледность отца бросалась в глаза.
У дальней стены мужчина в медицинской форме перебирал какие-то пузырьки. Увидев нас, он кивнул.
– Папа, как ты? – Я освободилась от объятий Клинта и встала у кровати.
– Нормально, нормально, – пробурчал отец. – Эти идиоты пытаются вколоть мне морфин, а я объясняю, что он мне не нужен. – Он повернулся к медбрату и продолжал, повысив голос: – В шестидесятом я играл против Нотр-Дама со сломанной рукой. И сделал их. Зашили бы мне рану и отпустили домой.
Мужчина повернулся – в руках его оказался шприц – и медленно подошел к папе. Говорил он спокойно, но было видно, что пререкания ему надоели.
– Послушайте, мистер Герой, я понимаю, вы красивый, спортивный парень, выиграли матч со сломанной рукой, но!.. Но это было больше сорока лет назад! – Он сделал жест, давая понять, что это было в другой эпохе.
Похоже, аргумент подействовал. Отец открыл и сразу закрыл рот, потом заерзал на кровати. Я положила руку ему на грудь, останавливая, чтобы происходящее не переросло в нечто более неприятное, и склонилась почти к самому лицу.
– Папа, прошу тебя, всего один укол. Я больше не могу видеть, как ты мучаешься от боли. – Понизив голос, я прошептала: – Ты же не хочешь, чтобы я позвонила маме Паркер. Ты ведь знаешь, что она тебе скажет.
Мы оба понимали, что я применила тяжелую артиллерию. Отец бросил на меня свирепый взгляд.
– Не надо ее волновать, – процедил он и кивнул медбрату: – Давай коли свою дрянь. Но только один укол.
– Благодарю, ваше величество, – торжественно произнесла я.
Отец закатил глаза и отвернулся.
Я решила, что поступила правильно. Конечно, ради папы, а не в угоду врачам.
Именно в этот момент в палату вошла Афина Мейсон, доктор-хирург. Она производила впечатление уравновешенной и уверенной женщины, от одного вида которой становилось спокойнее. Она принадлежала к немногочисленной группе врачей, которая общается с пациентом, понимая, что у него тоже есть мозги. Она мне понравилась. Кроме того, на мой взгляд, у нее классное имя.
Доктор Мейсон уже изучила лечебную карту отца и, после краткого обмена любезностями со мной и Клинтом, занялась больной рукой папы.
– Во время травмы у вашего отца были затронуты нервные окончания. Операция позволит мне восстановить функции на восемьдесят процентов, в противном случае он не будет способен ничего в ней держать, даже не будет чувствовать кисть. Мы с мистером Паркером пришли к согласию, решив, что операция – единственный выход.
От волнения у меня закружилась голова.
– Скажите, все будет хорошо?
– Да, – уверенно ответила Афина и улыбнулась. – Однако операцию лучше начать незамедлительно. Будет лучше, если вы с супругом подождете в коридоре, а мы подготовим мистера Паркера. Потом вы сможете еще немного побыть с ним.
Я чмокнула отца в щеку и, взяв Клинта за руку, пошла к выходу.
– Ты не представляешь, как я ненавижу больницы, – выдохнула я, опускаясь в достаточно удобное кресло в фойе.
