– Не стоит затягивать с этим. Чтобы не вышло, как с Лордом-хранителем. Кстати, не вижу в вашем списке виконта Эгмонтера.
– Пока что у меня нет оснований думать, что он опасен. К тому же, если казнить сразу трех Лордов-советников, это создаст в Совете существенный дисбаланс и усложнит принятие текущих решений.
– Это разумно. Подготовьте необходимые указы. Я все подпишу.
– Слушаюсь, сир.
– Вы лепите из меня тирана, Дальгос. Деспота, такого, каким был мой отец. Зачем вам это?
– Сир, – вздохнул Лорд-дознаватель, сокрушенно покачивая головой. – Есть лишь два способа править королевствами: вызывая любовь или внушая страх. Некоторые недальновидные правители алчут внушать оба эти чувства, но на самом деле одно из них всегда будет сильнее. И если вы хотите сохранить трон, то запомните: страхом можно манипулировать, но любовью – никогда. Посему зависимость от таких непрочных, непостоянных чувств, как любовь и привязанность, никак не поможет вам сохранить власть. Она лишь сделает вас уязвимым. А вы решили не быть более уязвимым, не так ли?
– Я люблю моего брата. Не могу не любить. Это вы понимаете?
– О да, ваше величество. Да и любите на здоровье. Но только сделайте так, чтобы он вас боялся.
Глава 10
Когда Брайс впервые присутствовал на публичной казни, ему едва исполнилось восемь лет. В этом возрасте митрильских дворян обычно забирали из-под опеки матерей и отправляли постигать науку войны, магии и придворной интриги. В случае с митрильскими принцами это означало также научиться смотреть в глаза не только опасности, но и справедливости. В том виде, в каком ее понимали митрильские короли.
Сказать по правде, Брайс считал традиционную казнь политических преступников несколько нелепой. И если четвертование он мог понять, то отсечение головы у уже мертвого тела, а затем вздергивание на виселице кровавого мешка, оставшегося от еще недавно живого человека, казалось совершенно бессмысленным. Но когда он задал отцу вопрос об этом, Лотар объяснил, что повешение – смерть для черни. Это позорная казнь, и, предавая ей изменников, король не только терзает их тела, но и попирает их память, втаптывает в грязь их имя, навек запятнанное предательством. «Но почему тогда не повесить их, пока они еще живы?» – резонно спросил тогда Брайс, и Лотар, улыбаясь, ответил: «Потому что, сын мой, повешение хотя и неприятно, но далеко не так мучительно, как четвертование». Да, во всем этот определенно имелся смысл, выходящий за рамки потехи для беснующейся толпы, которая неизменно обожала такие зрелища. Смысл есть, нужно лишь захотеть его увидеть.
Но как ни старался Брайс, он так и не смог увидеть смысла в изуродованных останках лорда Иссилдора, Верховного мага, висящих в пеньковой петле над залитым кровью помостом.
Эти останки были не единственными. Трупы лорда Адалозо, бывшего казначея, и идша Ацеха бен Мерона, вонзившего кинжал под ребро королю, выглядели немногим лучше и точно так же болтались в петле, источая смрад над улюлюкающей толпой. Остальным повезло больше – их просто обезглавили, одного за другим, хотя некоторые даже на эшафоте рыдали и кричали о своей невиновности. Брайс наблюдал происходящее, тщательно следя, чтобы его лицо оставалось абсолютно непроницаемым. По иронии судьбы он оказался наивысшим лицом в королевстве, присутствовавшим на казни. Яннем все еще был слишком слаб после покушения и оставался в постели. И Брайсу пришлось, сидя по правую руку от пустого королевского трона на специально возведенной террасе (Терраса Зрелищ, как не без иронии называли ее во дворце), наблюдать, как мучительно умирают люди, которых схватили, пытали и казнили, заподозрив в преданности ему, Брайсу. И хотя ему было жаль их всех (ведь он как никто знал об их полной невиновности), смотреть на казнь Иссилдора оказалось по-настоящему страшно. Брайс и не подозревал, как сроднился с ним там, на берегу озера Мортаг, когда они слились в единый разум, единую волю, стали одним живым существом – друг с другом и с природой, на которую дерзнули посягнуть. Они сделали нечто великое там, нечто, проникающее в основы мироздания. Брайс узнал много нового о магии в тот день и смог бы узнать еще больше, если бы Иссилдор остался жив. А теперь этому не бывать.
«Что же ты делаешь, Яннем, будь ты проклят?» – думал Брайс, раздувая ноздри от смрада крови, смерти и изувеченных тел.
Он думал так и продолжал следить за своим лицом.
Когда все наконец закончилось, Брайс поднялся, стараясь не спешить, и подошел к краю террасы. Люди заметили его, из разгоряченной толпы раздались приветственные крики, кто-то закричал: «Ура!» и «Да здравствует принц Брайс!». Мало кто в толпе понимал, что все люди, погибшие в эти дни, умерли лишь за то, что их принц нравился им больше короля. Народ считал, что Яннем покарал тех, кто на него покушался, и никому не приходило в голову, что покушения на королей выгодны только принцам.
– Слава его высочеству! Слава победителю при озере Мортаг! – вопили в толпе, и Брайс поднял руку, сам не зная зачем – то ли чтобы унять крики, то ли чтобы приветствовать этих людей.
Он сразу же понял, что совершил ошибку: не нужно было ничего делать, следовало просто повернуться и уйти. Но было поздно, толпа заметила его жест и взорвалась новыми криками, пуще прежнего. И Брайс вдруг понял, что стоит над волнующейся толпой, воздев руку в приветствии, слишком величественном, слишком царственном, и тысячи глаз глядят на него жадно и восторженно, а за спиной у него – пустой трон.
Он повернулся, задев плечом стоящего рядом герольда, резким шагом прошел мимо шушукающихся придворных и скрылся с глаз толпы.
Только внутри, в полутемном зале, он остановился и привалился спиной к стене, сжал в кулаки мелко подрагивающие руки. И позволил прерывистому дыханию вырваться сквозь крепко сжатые зубы.
– Ваше высочество! Наконец-то вы здесь.
Брайс резко повернул голову и посмотрел на виконта Эгмонтера, склонившегося перед ним в церемонном поклоне.
– Я еще не имел возможности приветствовать ваше высочество после возвращения. Исправляю свою оплошность и нижайше молю простить, – громко сказал Эгмонтер.
Брайс проводил взглядом группу придворных, проходящих в тот момент мимо них, и проговорил, почти не разжимая губ:
– В моих покоях через час.
Весь этот час он метался по своей спальне, как дикий зверь по клетке, пиная мебель и с трудом удерживаясь от желания расшвырять ее по всей комнате. Когда Эгмонтер наконец явился, Брайс приветствовал его витиеватым ругательством.
– Какого демона, Эгмонтер, почему так долго?!
– Вы сказали через час, мой принц. Прошел ровно час.
– Да? Проклятье… Ну, говорите!
– Вы уверены, что именно здесь… – начал Эгмонтер, и Брайс рявкнул:
– Конечно, я уверен, дурья ваша башка! Я сам ставил защиту на эти покои. Кто, по-вашему, сможет пробить ее теперь, когда Иссилдор мертв? Мой ненаглядный братишка, что ли?
