Дело в том, что в этих кварталах просто-таки кишмя кишели злобные рогачи! Просто диво, как меня не заметили в первые же минуты, а когда я понял, что на уме у этих адских тварей именно то, чего так страшился Бо-Карет, мне стало настолько боязно, что меня обнаружат, что я стал идти еще более скрытно, крадучись. Странно даже было представить, что станет со мной, попадись я в руки рогатым уродам. За каждым углом меня могла поджидать беда. Я то и дело оглядывался через плечо или вздрагивал от шелеста крыльев летучей мыши и еле слышного шороха пробегавших по мостовой мышей. И вдруг я оказался на площади — не успев толком понять, что уже там.
Я сорвался с места и отчаянно побежал, забыв обо всякой осторожности. Теперь-то я точно узнал, чем занимаются рогачи по ночам. Почти сразу же мне показалось, что за мной кто-то гонится, и поэтому, когда я выскочил из темноты в алое зарево, это стало для меня полной неожиданностью. Я не сумел удержаться на ногах — настолько резко мне пришлось остановиться, чтобы не налететь на четверых торговцев в двурогих тюрбанах, стоявших у основания пьедестала, на который был водружен гигантский рубин. Каблуки моих туфель заскользили по плитам мостовой, и я рухнул на спину. Но назвать это падением, в прямом смысле слова, было трудно, потому что в следующую долю мгновения я уже вскочил. Но за эту толику секунды хранители большущего рубина успели меня заметить и бросились за мной. В страхе обернувшись назад, я увидел, что они бегут за мной подобно крысам.
Панический страх подгонял меня, но как ни кратко было мое пребывание на площади, я все же успел увидеть более чем достаточно, чтобы окрепла моя решимость что-то сделать с отвратительным и возмутительным вторжением рогатых тварей в прекрасный город. Я мчался в ту сторону, откуда пришел, лавируя между жилыми домами и тавернами, а перед моим мысленным взором стояла жуткая картина, которую я краем глаза успел увидеть на главной площади.
Вот как она выглядела: четверо стражников с большущими ножами, притороченными к ремням; пьедестал-пирамида со ступенями, ведущими к плоской вершине; четыре высоченных факела по углам, а на самом верху базальтового алтаря — рубиновая громадина, пульсирующая собственной внутренней жизнью. Мириады граней камня-колосса ловили и отражали пламя факелов и смешивали их огонь со своим злобным свечением. Гипнотический ужас, гадкое чудовище — огромный рубин!
А в следующий миг я услышал позади себя, очень близко, дикое улюлюканье. Этот мерзкий звук эхом разнесся по улицам Дайлат-Лина. В ужасе я представил себе, что меня, прикованного железными кандалами к длинной веренице молчащих, покорных людей, которых я видел всего лишь минуту назад, ведут к пристаням, к черным галерам. Эта кошмарная картина заставила мои ноги двигаться еще быстрее, и я с удвоенной скоростью понесся вперед, по темным проходам, между базальтовыми городскими стенами.
Но как ни стремителен был мой бег, очень скоро стало ясно, что преследователи нагоняют меня. Я услышал негромкий топот, и это вынудило меня помчаться еще скорее. Эта попытка оторваться от погони была совершенно бесполезна. Нет, даже хуже чем бесполезна, потому что довольно скоро я устал и выдохся и был вынужден замедлить бег. Дважды я споткнулся, но во второй раз, ощутив прикосновение липких пальцев к лодыжке, я рванулся вперед с новой силой. Стало похоже на один из страшных снов (а это и был страшный сон), когда бежишь и бежишь через густую черную патоку подсознания и никак не можешь сократить расстояние между собой и воображаемым преследователем. Единственное отличие состояло в том, что я точно знал: сон это или не сон — этим бегством я спасаю свою жизнь!
Несколько мгновений спустя, когда страх чуть было не заставил меня отказаться от надежды, я вдруг испытал неожиданное облегчение. То подскальзываясь, то оступаясь, судорожно хватая ртом воздух, я резко остановился и замер на месте, потому что мне показалось, что топот ног рогатых тварей движется мне навстречу! Демонические звуки приближались, и я прижался лицом к базальтовой стене, развел руки в стороны и в отчаянии ухватился за выступы камней. И вдруг я нащупал кончиками пальцев щель, полностью скрытую в ночной темноте. То ли проход, то ли просвет между домами.
Я протиснулся в этот просвет, стараясь дышать бесшумно и сражаясь с безотчетным желанием закричать от страха. Было темно — хоть глаз выколи, и мне в голову пришла ужасная мысль: а вдруг этот узкий проход заканчивался тупиком? Тогда мне точно конец! И тут, словно бы в ответ на мои отчаянные мольбы, где-то позади меня послышался разочарованный голос, а я выскочил из щели на пустынную улицу, где не было и следа мерзких торговцев.
Бегство от погони завело меня далеко от дома Бо-Карета, но теперь, когда оправдались мои худшие страхи, когда мной овладела тревога, нечего было и думать о том, что спрятаться на ночь где-то в городе. Я должен был бежать из Дайлат-Лина в Ультхар или Нир — как можно дальше и как можно быстрее, и оставаться там до тех пор, пока я не придумаю, как спасти город от безумного проклятия.
Не прошло и часа — и я оставил город далеко позади и оказался в ненаселенной местности. Я зашагал в направлении Ультхара. Полная луна время от времени пряталась за облаками, было прохладно, но еще долго я не чувствовал холода — так сильна оказалась лихорадка, охватившая меня во время панического бега. А когда холод настиг меня, пот, покрывавший мою кожу, стал ледяным, и я плотнее закутался в плащ, зная, что перед рассветом станет еще холоднее. Насчет еды и воды я не особо переживал: в пустыне между Дайлат-Лином и Ультхаром немало источников и оазисов. Гораздо больше я переживал за то, верно ли выбрал дорогу. Не хотелось забрести в глубь пустыни! На открытой местности я всегда ориентировался неважно.
Довольно скоро с той стороны, где, по моему мнению, должен был находиться юг, стали наплывать густые тучи и закрыли луну. Через некоторые время я смог ориентироваться только по звездам, время от времени проступавшим в просветах между тучами. А потом тени, отбрасываемые песчаными барханами, словно бы стали длиннее, и у меня возникло неприятное ощущение, будто я не один. Я стал то и дело нервно оглядываться через плечо, и дрожь моя теперь была вызвана не только ночным холодом. У меня возникло ужасное подозрение, и я должен был его тем или иным способом рассеять.
Я спрятался за барханом и стал ждать, глядя в ту сторону, откуда пришел. Вскоре я увидел тень, стремительно движущуюся по песку. Кто-то шел по моему следу. Острые рожки, зловещий смех. У меня волосы встали дыбом, когда я увидел, как злодей остановился и стал рассматривать землю, а потом запрокинул широкоротую физиономию к небу. Я вновь услышал жуткое улюлюканье… и не стал медлить.
Меня охватил ужас сильнее того, что я испытал на улицах Дайлат-Лина. Я помчался, как безумный, по окутанной ночью пустыне. Я часто спотыкался и падал, преодолевая вершины барханов, и катился по склону кувырком. В какой-то момент я ударился макушкой обо что-то твердое, лежавшее у подножия бархана, и лишился чувств.
Но, видимо, я все же не так уж глубоко погрузился в сон. Я возвратился в мир бодрствования, и мне повезло: это случилось до того, как меня настиг тот, кто меня преследовал. На этот раз я очнулся у себя дома, в Нордене, без всяких сожалений. Спокойствие мира бодрствования заставило меня осознать, что все страхи и ужасы существовали только в моих сновидениях. Словом, через пару дней мое второе посещение Дайлат-Лина совсем забылось. Сознание скоро изгоняет из себя то, что ему нестерпимо помнить…
