Повар де Шермона сначала долго нюхал свою порцию то вблизи, то с вытянутых рук. Граф стал есть сразу, его подстегивало любопытство. Очень скоро он вернул Карлу пустую колодейку, вытер губы кружевным платком и сказал:
– Во-первых, я обжег язык, во-вторых - брюхо! Но надо отдать генералу должное: в солдатской еде есть неповторимое очарование. Даже непонятно, как из соленой свинины и обыкновенного пшена можно сделать такое… э-э… замысловатое кушанье. Разумеется, все кости идут сержанту Углуку, надеюсь, никто не будет претендовать на них?
Углук оторвался от долбленки и ревнивым взглядом окинул всех присутствующих. На кости никто не претендовал, и он вернулся к кулешу.
– Признаться, ваше превосходительство, никогда не ел ничего подобного, хотя разведчики мастера в приготовлении солдатской каши, - признался капитан Корбюзье, вычищая колодейку.
– Давайте посуду, капитан, я положу вам добавки.
– Благодарю, ваше превосходительство.
– А как там наша разведка? - поинтересовался де Шермон, принимая от своего повара яблочный пудинг со сливками.
– Сейчас у меня есть сведения от роты, что придана полку майора-барона Дерека, ваше сиятельство. Но завтра утром я узнаю о всех остальных полках.
– Ну хорошо, было бы любопытно услышать и об этой роте, - кивнул граф. После того как он узнал, что разведчики льют на шляпу разведенный водою торф, ему стала интересна их деятельность.
– Прямо сейчас десять человек сидят на флангах и в арьергарде - в охвостье троны, а большая часть, числом примерно в три десятка, караулит наш дым.
– Э-э… что значит караулит дым? Они что же, на него веерами машут? - улыбнулся граф.
– Не совсем так, ваше сиятельство, дело в том, что дым от костров, которые так предусмотрительно зажгли в балке, распространяется вдоль подземной водяной жилы и постепенно ею поглощается.
– Вот как? - вскинулся граф и в удивлении облизал серебряную ложку. - Вы знали об этом, генерал?
– Совсем немного, - пожал плечами Каспар, доедая свой кулеш.
– Продолжайте, капитан, прошу вас, - попросил заинтригованный граф.
– Одним словом, ваше сиятельство, дым от полутора десятка костров, что горят в балке, водяная жила втягивает без остатка через три мили, и на всем протяжении этих трех миль дежурят разведчики. Мы должны быть уверены, что никто из посторонних этот дым не унюхает и не решит посмотреть, откуда он берется.
– Подумать только, в походе я никогда не задумывался, куда идет дым, хотя, припоминаю, всякий раз к огню приходилось спускаться в балку или к реке.
Граф поднялся. Майор-барон Дерек и капитан Рейтель вскочили тотчас, а Хуберт, Каспар и Фундинул с Углуком поднялись позже.
– Я иду спать, господа, спокойной ночи.
– И вам, граф, - ответил Каспар. - Мы тоже вскорости разбежимся, завтра длинный день.
Граф ушел, Каспар отдал Углуку попавшие ему в колодейку свиные кости и принялся за приготовленный Карлом чай. Допив его, сладко потянулся и направился к возу, где под пологом была приготовлена генеральская постель. Уже засыпая, он отметил, что в генеральском чине есть свои положительные стороны. Пока он лежал на мягкой постели без сапог, Дерек бегал вдоль обоза и отдавал приказания. Часовые, лошади, овес, вода и провиант - обо всем этом теперь заботились другие.
47
Накануне сенатор не удержался от возлияний и всю ночь проспал без всяких снов. Лишь под утро, когда он встал облегчиться в ведро, стали мерещиться какие-то призраки, а по полу каюты от качки перекатывался череп.
«Откуда череп, чей череп? - недоумевал Ральер, снова проваливаясь в тошнотворный пьяный сон. - Мерзкая поездка, мер-р-рзкая…»
В следующий раз он проснулся при свете дня, когда прозвонили склянки, спустил ноги с койки и только теперь заметил, что спал в сапогах. Хотел их сейчас же снять, но догадался, что теперь это лишнее - спать больше не хотелось, а ходить по палубе босым для сенатора было непозволительно.
– Финтроп, скотина, не снял сапоги, - пробурчал сенатор и, широко зевнув, выдохнул из себя ужасный смрад, такой тяжкий, что самому сделалось неловко.
– Нужно прекращать пить, сенатор, нужно прекращать, ведь ты же не бродяга, ты… - сенатор снова зевнул, - полномочный представитель великой Гвиндосии.
Поднявшись с койки, он, пошатываясь, подошел к зеркалу и ухватился за привинченный к полу шкаф - сегодня качало особенно сильно.
– Ну и рожа… - произнес сенатор, увидев себя в зеркале. С трудом снял с гвоздика щетку и кое-как причесался. Когда вешал щетку обратно, уронил ее. Хотел нагнуться, чтобы поднять, но лишь махнул рукой. - Финтроп, скотина, ты где?!
Слуга не отзывался, и Ральеру пришлось самостоятельно стащить с себя залитый какой-то дрянью повседневный мундир и достать из сундука зеленый - дипломатический.
– Ладно, и так сойдет… - сказал он себе и, морщась от приступов тошноты, стал одеваться.
По полу что-то прокатилось, Ральер с запозданием повел нетвердым взглядом.
– Горшок, что ли, какой?
Он нагнулся ниже и увидел оскалившийся на него череп.
– Тьфу на тебя, фу! Сгинь, сила нечистая! - замахал рукой Ральер, пятясь к двери. В этот момент она распахнулась и в каюту заскочил Финтроп.
– Сэр, птицы на мачте! Где-то рядом должен быть берег!
– Какой берег, идиот, разве ты не видишь эту голову?! - воскликнул советник, указывая в темный угол каюты.
– Голову, сэр? - переспросил Финтроп и озабоченно покосился на хозяина.
– Ну да, череп!
– Там нет никакого черепа, сэр.
– Как нет?
Советник шагнул вперед, присмотрелся лучше - и действительно не нашел никаких нездоровых видений, только хвост селедки, что забросил под стол ленивый Финтроп.
– Ты почему в каюте не прибрался? - строго спросил сенатор и, размахнувшись, ударил слугу по лицу. - Умываться подай, сволочь!
Размазывая кровь, Финтроп бросился готовить воду, набирая ее из стоявшего в углу бочонка. От долгого хранения вода цвела и имела неприятный запах, однако для ее улучшения существовал войлочный фильтр с серебряным ситечком.
Пока слуга фильтровал воду, сенатор сердито таращился в подернутое налетом соли единственное окно.
– Прошу умываться, хозяин… - пробормотал Финтроп, осторожно приближаясь к советнику с большой фаянсовой умывальницей.
– Ну-ка дай! - сказал советник, забирая чашу. Слуга попятился, закрывая голову руками, однако сенатор не стал его бить, а припал к чаше губами и начал осушать ее большими жадными глотками.
– Возьми, - сказал он через некоторое время, возвращая чашу. Затем прихватил с ее дна несколько капель и растер по лицу.
