Приказала себе не думать о предстоящем визите. Вспомнила, что перед вступлением в комсомол знающие люди советовали изучить последний номер «Правды», особенно сообщения, напечатанные самым мелким шрифтом на пятой странице. В библиотеке взяла свежие журналы и вечером, вернувшись домой, сварила кофе и принялась не просто с любопытством их просматривать, а штудировать с той остротой, какая появляется в ночь перед экзаменом.
Ровно в три решила, что можно передохнуть. Залезла под толстое одеяло в кружевном батистовом конверте, сшитом мамиными руками и охраняющем теперь дочь от холода московской жизни. Не сразу улеглось возбуждение от тщательного и, как ей казалось, успешного труда. Как второе дыхание проснулось воображение и стало рисовать розовой краской: литературный журнал, настоящие писатели, чтение на службе, да еще за это зарплату дают. Не надо рано вставать — в редакциях свободное присутствие, начало работы в двенадцать. Можно будет не бояться встреч со знакомыми. Главное, сообщать о «Литературной молодежи» в придаточном предложении, как бы между прочим, а на удивление, которое непременно выкажет собеседник, ответить небрежным пожатием плеч — мол, это для нас пустяки…
Утреннее зеркало подпортило настроение — пролилась синева из глаз и образовала два четких полукруга, хорошо еще, не мешки. Попробовала запудрить, но вышли неестественные загорелые пятна. Снова умылась холодной водой и синей тушью покрасила ресницы — получился взгляд, испуганный в самой глубине. Захотелось перескочить предстоящий визит, чтоб он уже окончился, совершенно все равно, с каким результатом. Или хотя бы перенести, отодвинуть его: может же заболеть начальник, к которому должна идти, или его внезапно вызовут на совещание, или Светлана забудет позвонить…
Ничего этого не случилось, и Женя, с унижением получив увольнительную якобы для проводов родственницы, приехала в редакцию.
Местоположение молодежного издания оказалось мрачноватой окраиной. К многоэтажному редакционно-издательскому комплексу надо было пробираться через рельсы и склады. У входа на Женю подозрительно уставилась старуха-вахтерша. Робко поздоровавшись и не услышав окрика: «К кому?!» — Женя пошла в глубь коридора. Хмурые и очень занятые, по-видимому, люди проходили и пробегали мимо, не обращая на новое лицо никакого внимания. Это помогло утишить страх, но как найти нужную комнату?
— А, ты уже здесь? Ну, давай к шефу. — Светлана появилась откуда-то сзади и, не останавливаясь, быстро пошла вперед.
В просторной комнате у окна сидела секретарша, явно выделявшаяся на общем простонародном фоне одеждой, осанкой, непроницаемым лицом. Слева и справа от входа были двери, обитые кожей, с белыми табличками наверху.
Ошибиться в том, какая принадлежит главному редактору, а какая — его заму, невозможно.
— Натуля! Новая кофточка! — умилилась Светлана.
Женя приготовилась к привычному в таких случаях разговору о том, из чего сшита, где достала, сколько стоит. Девушка за столом, однако, даже не улыбнулась.
— А шеф на месте? — Светлана не ударилась о строгость и продолжала источать восхищение.
— Уехал в ЦК и сегодня вряд ли будет, — выдала барышня давно заученный текст.
— Как?! Я же с ним договаривалась! — Светлана обиженно закусила губу, размазав остатки розовой помады. — Натуля, что делать? Вот и человек специально прибыл с ним поговорить.
Получалось, что неуважительно поступили именно с Женей.
— Не расстраивайся, все бывает. Я могу и в следующий раз приехать. — Женя заботилась только о том, как успокоить Светлану.
Внимательно посмотрев на них обеих и обращаясь только к Жене, секретарша сочувственно посоветовала:
— Вы подождите здесь, может, он еще и придет.
— Ну и отличненько. А я побегу — уйма работы. — Светлана сочла свою миссию выполненной.
Сколько времени пришлось отсидеть — Женя не знала: боялась взглянуть на часы, чтобы секретарша не восприняла ее взгляд как укор. На каждого входящего в предбанник поглядывала с надеждой и покорно опускала голову, когда становилось ясно, что это не тот.
Из коридора запахло борщом, в комнату заглянула средних лет женщина с половником в руках и в цветастом ситцевом, совершенно домашнем фартуке (патриархальность здесь понимают буквально):
— Натуля, пойдем, поешь с нами.
— Любовь Сергеевна, ваш отдел до сих пор не сдал материалы на проверку, — строго сказала Наташа, следуя за дамой.
Только-только Женя успокоилась и снова стала мечтать о сближении с литературным миром, как в предбанник стремительно вошел невысокого роста человек и, открывая своим ключом дверь зама, бросил через плечо, не оборачиваясь к Жене:
— Вы ко мне? Пройдите!
Женя оглянулась — никого рядом. Снова от страха похолодели руки. Может, еще успею позвать Светлану?
— Ну что же вы, заходите!
Лысоватый человек со странным, ничего не выражающим лицом деловито достал из пиджачного кармана расческу, поводил ею по редким волосам, рассмотрел зубчики на свет и даже подул на них. Его близко посаженные глаза, нос и рот были собраны в одну щепотку, которая надежно скрывает мысли, настроение и отношение к собеседнику.
— По какому вопросу? — буднично спросил он.
В обычной ситуации допроса, в которой все люди стригутся под одну гребенку, Женя все-таки постаралась приукрасить свою биографию с точки зрения профессиональной причастности к литературе. Упомянула даже дипломную работу, где так усердно был ею «обсчитан» Чехов.
— Какой журнал, по-вашему, работал в шестидесятые годы наиболее интересно? — прервал зам.
— «Новый мир», — не задумываясь, ответила на такой легкий вопрос Женя.
— А разве патриотические журналы не сыграли более значительную роль в литературном процессе тех лет?
Жене почудился подвох, она напряглась и с радостью вспомнила:
— Да! В «Нашем современнике» Шукшин, Искандер печатались!
— Да нет, я не этих имею в виду.
— Тогда я не знаю. — Женя вжалась в кресло и крепко сжала подлокотники руками — выдерживать допрос становилось все труднее. — Не помню, чтоб еще что-то интересное в этом журнале появилось.
— Как вы относитесь к Ахмадулиной, Евтушенко, Вознесенскому?
Безликий человек будто зачитывал заранее составленный и утвержденный список вопросов, порядок которых не зависел от ответов. Понять, то ли она говорит, было невозможно, и Женя продолжала отвечать то, что думает.
— У них много хороших стихов. «Идиоты — в прошлом, в настоящем — рост понимания», — процитировала она в наивном желании продемонстрировать свои знания, показать товар лицом. — Еще я люблю Кушнера, Тарковского.
— А из русских поэтов? — В голосе зама прозвучало что-то, похожее на угрозу.
От непонимания, от неумения вести официальную беседу у Жени нарушилась связь между речью и той частью мозга, которая заведует сообразительностью.
