34. ЗА РАБОТУ
— Что вы там капиталисту наболтали?!
Альберт Авдеич впервые говорил с Женей тоном и словами, очень напоминающими манеру Гончаренки. Супруги, живущие в ладу, становятся похожими друг на друга, но для ассимиляции нужно время, и немалое, а тут слишком быстро все подладились под нового шефа.
С иностранными издателями приходилось встречаться и раньше, но то были женщины из соцстран, с которыми легко блюсти дипломатию. А когда приехал ровесник, плохо говорящий по-русски и еще хуже разбирающийся в современной литературе, Женя, забывшись, заговорила с ним как с нормальным человеком, то и дело переходя на английский, на котором она не знала таких уклончивых выражений, как «представляется целесообразным», «неоднозначное явление», и поэтому четко провела границу между настоящей литературой, занимательной беллетристикой и никому не нужной тягомотиной — многотомными собраниями сочинений генералов от литературы.
Совсем не такого приема ждала она от Альберта. Столько времени боялась упреков, избегала оставаться с ним один на один, даже из столовой уходила, если замечала его там. А сегодня, когда уже и надежды никакой не осталось, вдруг напечатали «организованную» ею рецензию на его книгу. Не бог весть какую — небольшую, кисло-сладкую, как говорят профессионалы, но большей сейчас добиваться просто опасно. Начальники посановнее Альберта, и те засели в свои благоустроенные окопы и боятся высовываться — надолго ли, нет ли, но настало такое время, когда чин не только не защищает от публичного разбора и разгрома, но даже наоборот… Иван Иваныч, например, по состоянию здоровья ушел в отставку после того, как предали гласности его миллионные гонорары.
Альберт об отклике еще не знал, хотя газеты просмотрел с утра и они уже лежали аккуратной стопкой на его столе. Он страшно обрадовался, засуетился, и в знак расположения, как плату за рецензию, выдал тайну директорского гнева:
— Вы ему всю малину испортили! Еще в прошлом году он договорился, что этот капиталист издает пятитомник его главного покровителя — знаете, кого… — Альберт шмыгнул носом. — Перевод заказывает и оплачивает наша контора, — снова шмыгнул он и для верности провел под носом указательным пальцем.
«Интересно, есть у него вообще носовой платок?» — подумала Женя.
— Два тома уже готовы, покровителю сорок процентов заплачено, за все пять, и вдруг вы объясняете, что его романы — «тягомотина», толстосум даже слово это довольно отчетливо повторил. Ну и кашу вы заварили!
Альберт от удовольствия зажмурился: всем будет плохо — и литературному генералу, и Гончаренке, и Селениной. Что может быть приятнее!
Тошнотворное ощущение, оставшееся от разговора с Альбертом, Женя попробовала преодолеть хладнокровным анализом. Ну, во-первых, противно, что хлопотала, хотя и не очень усердно, о рецензии. Наверняка тот поддакивал, когда Гончаренко возмущался «свиньей, которую подложила Селенина». Во-вторых, отношения с директором пошли совсем наперекосяк. Несмотря на то, что Женя никогда не была прямолинейной правдоискательницей, не осуждала брезгливо разумные компромиссы, понимала, что за видимостью объективности и принципиальности часто скрывается непреодолимое желание отомстить, ранить, убить.
Все оборачивалось против нее.
Андрею зачем-то понадобилась Вагина, и он без свидетелей обронил, что неплохо бы дать ей работу. Скрепя сердце Женя поручила той написать предисловие. Книга вышла, и опять скандал.
— Смотри, каким авторам статьи заказываешь! Светка — дура! Писать не умеет, привела где-то в центральном журнале цитату из Баратынского и приписала ее Тютчеву! А эти левые, они же, сволочи, грамотные, тут же пошли ее позорить!
— Но Вагина — твоя креатура, ты же сюда ее привел… — попыталась защититься Женя.
— Я?! Ничего подобного! Я далек от групповщины! Короче! Чтобы больше такого не повторялось! Надо учиться работать с авторами!
И последовала целая лекция для дураков.
А сколько еще мутных ситуаций…
Кайсаров незадолго до… Даже не вслух, а только в мыслях своих Жене трудно было произнести окончательный приговор, который слышался ей в слове «смерть». Скоро будет год, а до сих пор ничего не решено насчет сборника, который Кайсаров с такой тщательностью составил. Автором был друг молодости П. А., провозгласивший в двадцатые годы новое литературное направление, но рано умерший. Женя видела, что его драмы, проза, стихи годятся только для того, чтобы приводить из них обширные цитаты, вытягивая комментарием и рассказом о личности и судьбе их автора. Сам по себе он на ногах не стоял. Гончаренко-то напечатал бы и совсем нечитаемый текст, если бы он исходил от своего человека. А чужого не хочет, мотивируя не тем, что чужой, а якобы из-за качества текстов. «Брось ты со своим Кайсаровым возиться! Пользы от него — как от козла молока!»
И снова безнадега, снова между молотом и наковальней. И у надменных дам, и у высокомерных старушек, гордящихся дружбой с Ахматовой, такие ситуации тоже случались, но они вовремя сказали не только другим, но и себе: этого не было. Есть выход — перестать быть редактором и никогда больше этим делом не заниматься.
Чтобы гордиться редакторской профессией, надо уметь свои подвиги увеличивать в десять, еще лучше в сто раз, а уступки и поражения во столько же раз преуменьшать. Но у Жени зрение было устроено совсем по-другому: «подвиги» она считала нормой и чувствовала себя неудобно, когда ее хвалили, а вот все компромиссы помнила с первого дня работы в издательстве и наедине с собой называла их предательством.
Тяжело стало на службе. Может быть, обычная мнительность? Но сколько ни уговаривай себя, а если чашки то и дело бьются, если ударяешься о каждый угол и наставляешь синяки?
Аврора вдруг пожалела, честно предупредила:
— Вы еще молодая, красивая, у вас вся жизнь впереди. А я без этой работы… Перестану быть редактором — я уже никто. Поэтому я буду не с вами. Хотя против вас ничего не имею, даже наоборот…
35. ДАЖЕ НАОБОРОТ
— Евгения Арсеньевна, что такое? Приносят на подпись бумаги, читаю и вдруг вижу какую-то писульку детским почерком! Придите и заберите ее!
Держа на отлете трубку красного тупорылого телефона, который соединял ее с единственным абонентом, — поэтому диска и цифр не требовалось, — Женя молча глотала слезы.
— Ах, ты еще молчать будешь! — В голосе Гончаренки проглянула угроза, но он тут же спрятал ее за обычной хамско-дружеской манерой. — Короче! Кончай выпендриваться! Давай встретимся, повыясняем отношения, если уж тебе так приспичило!
— Хорошо, Андрей Георгиевич…
Показалась и сразу исчезла надежда на то, что ее не отпустят. Все-таки неплохо работала, если, конечно, есть в природе мерило качества этой службы. Лозунг «незаменимых нет!» исчезнет последним, когда уже все вокруг изменится до неузнаваемости. Больше семидесяти лет прошло с тех пор, как Человека с большой буквы официально поставили во главу угла, но большинство очутилось с другой, внутренней стороны, загнанными в угол.
