— Нет, не было, — ответил офицер. — Мы опасались теракта, а так как параграфы третий и четвертый закона о терроризме гласят, что задачей национальной службы безопасности является „борьба с терроризмом на территории государства“, мы не испытывали ни малейших сомнений».
В заключение офицер сказал, что операция прошла на сто процентов успешно.
После этого снова были показаны леденящие душу кадры.
Сначала показали дом, едва видимый на фоне темного неба.
Потом на третьем этаже взорвалась детонационная граната, экран заполнила ослепительно-белая вспышка. Вскоре снова появилось изображение. В окнах замелькали какие-то тени; камера заметно дрожала. У двери дома с визгом тормозили полицейские автомобили. Оттуда выскочили полицейские в бронежилетах с автоматами и бросились в дом.
В комнату вошел Калле, сел рядом с матерью и прижался к ней.
— Что они делают, мамочка? — спросил мальчик, видя, с каким вниманием Анника смотрит на экран.
— Полиция арестовала семью, чтобы задать ей несколько вопросов, — ответила Анника.
— Это опасная семья, мамочка?
Анника вздохнула:
— Не знаю, маленький, но не думаю. Во всяком случае, девочки, наверное, не опасны. А как ты думаешь? Посмотри на них.
Две полуодетые девочки-подростки в наручниках были препровождены в две машины.
Мальчик покачал головой:
— Я думаю, что им очень страшно.
Зазвонил телефон, и Калле воспринял это как сигнал к бегству.
Звонила Берит.
— Ты слышала, что произошло в Бандхагене? — спросила она.
— Это событие сейчас показывают по телевизору, — ответила Анника. — Какая здесь связь с убийствами на нобелевском банкете, о которой говорят полицейские?
— За этим я тебе и звоню, — сказала Берит. — Ты ничего не слышала?
— Я? — от души удивилась Анника. — Я только что проснулась. Что говорят в полиции?
— Говорят об агентурных данных.
— О нет, — простонала Анника. — Кто-то надавил на них и потребовал немедленных результатов.
— Может быть, — сказала Берит, — но только арестованная мать семейства поразительно схожа с тем фотороботом, который был составлен с твоим участием. Съемка невысокого качества, но, может быть, ты рассмотрела ее лицо?
Анника собралась было ответить, но передумала.
Что она может сказать? Что она может говорить, а что нет?
— Фоторобот был опубликован в открытой печати, и видно, что эта женщина нисколько не похожа на убийцу, — осторожно сказала она. — Кроме того, я не уверена, что могу что-то говорить.
Берит тихо вздохнула.
— Да, дело действительно запутанное, — сказала она. — Я понимаю, что ты в безвыходной ситуации, но это делает затруднительным и наше положение. Мы вынуждены ходить вокруг тебя на цыпочках, чтобы узнать вещи, которые тебе уже известны.
— Слушай, — сказала Анника, выпрямившись. — На самом деле я ничего не знаю, кроме того, что какая-то женщина наступила мне на ногу, когда я танцевала в Золотом зале. Полиция ничего не сообщила мне о том, что произошло в Бандхагене или в Берлине. Я не имею ни малейшего представления о том, что у них на уме. Тот факт, что я оказалась на месте преступления, не может помешать мне работать над собственной версией.
Было слышно, как Берит зашуршала чем-то на противоположном конце провода.
— Понимаю, — тихо сказала она. — Но я думаю, что ты можешь спокойно отдохнуть в выходные. Патрик работает с полицией, а я делаю все остальное. Мы увидим тебя в понедельник?
Некоторое время на линии вибрировало напряженное молчание.
— Конечно, — ответила Анника.
Она положила трубку, чувствуя в душе невыразимую пустоту.
Когда ей в последний раз звонили, чтобы сказать, что она может не работать?
— Кто это был? — спросил Томас от двери, вытирая полотенцем свежевыбритый подбородок.
— Берит из газеты. Она…
Томас уронил полотенце на пол.
— Как все это знакомо! — в сердцах воскликнул Томас. — Только потому, что мы договорились поехать к моим родителям на грог, ты говоришь, что тебе надо работать. Я знал, что так и будет!
— На. самом деле так не будет, — сказала Анника, вставая.
Она подняла с пола полотенце и протянула его мужу, заметив на ткани кровь. Томас порезался, пока брился. Он отвернулся, не взяв полотенце, и Анника молча смотрела на его широкие плечи, когда он снова исчез в ванной. В душе всколыхнулись самые противоречивые чувства. Как ей хотелось до него достучаться. Как ненавидела она его самодовольство. Как отвратительна была ей мысль о той интрижке, которая была у него с той блондинкой из областного совета, шлюшкой Софией Гренборг.
Да, у них был роман, но Анника положила ему конец.
«Это осталось позади, — подумала она. — Теперь у нас снова все хорошо».
Вечеринка у родителей мужа в Ваксхольме прошла натужно, как Анника и опасалась. Загородный дом, построенный на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, был полон радостных и восторженных провинциалов в пиджаках и начищенных до блеска ботинках. Анника шла по дому, держа за руки обоих детей. Дети были тщательно одеты, причесаны и послушны. В каждом дверном проеме толпились люди, мешая проходу. Анника почувствовала, как под грудью у нее выступил пот. Вспотели и детские ладошки. Скоро они станут такими скользкими, что их станет невозможно удержать.
Большинство гостей были членами местной деловой ассоциации, в совете которой отец Томаса состоял уже без малого тридцать лет. Разговоры крутились вокруг туристов: сколько их и как привлечь больше. Люди рассуждали о бизнесе, который оживает только в летние месяцы, когда появляются клиенты, которые в остальное время пользуются услугами фирм, работающих круглый год. Говорили о рождественском базаре, который начнет работать со следующей недели.
Только в одном месте говорили о последних событиях.
— Хорошо, что полиция захватила этих нобелевских террористов, — говорила пожилая дама с крашенными синькой волосами своей знакомой — седой даме.
Анника, не останавливаясь, прошла мимо, стараясь найти что-нибудь съестное для детей.
— Вы представляете: «Аль-Каида» в Стокгольме! — вещал какой-то мужчина. — Кто знает, не появятся ли они и у нас в Ваксхольме?
Анника прошла дальше, таща детей на кухню.
— Да, но должен сказать, что эти нобелевские банкеты сильно приукрашены. Еда всегда успевает остыть, прежде чем до нее добираются гости.
Это говорил сравнительно молодой полный мужчина, работавший в том же банке, что и первая жена Томаса.
— Это не так, — поправила его Анника. — Это миф, распространяемый людьми, которых не пригласили на банкет, хотя они на это сильно рассчитывали.
