— Немезида, — сказал Боссе. — Их преследует Немезида.
— Представляю, как им страшно. Ведь одну из них уже убили, — поддержала Анника.
Кошечка изо всех сил впилась зубами в тряпку, чтобы подавить рвущийся из груди крик. Боль от перелома, случившегося после падения с мотоцикла, была ничто по сравнению с тем, что ей приходилось терпеть сейчас. Перелом начал срастаться, но неправильно, и врач-алкоголик, которого откопал где-то ее напарник, был вынужден снова ломать кость.
— Сейчас я наложу вытяжение и правильно сопоставлю отломки, а потом наложу гипс, — виновато объяснил он. — Прошу прощения, что у меня нет обезболивающих средств…
Кошечка лежала на столе в грязной кухне дома на окраине Юрмалы, в сорока семи километрах от Рижского аэропорта. Дом, в котором она сейчас находилась, был ужасно запущенным. Она никогда не могла понять, почему эти кретины, восточные европейцы, не следят за своими жилищами. Стены покосились, в помещениях сквозняк и дикий холод. На внутренней стороне оконного стекла наросла толстая корка льда.
— Сейчас приступим, — сказал врач, и Кошечка проревела в тряпку ругательства.
Пот струями тек но ее шее, она дышала с таким напряжением, что крылья носа прилипали к перегородке на вдохе.
Напарник вытер ей лоб грязной тряпкой, и Кошечка раздраженно отвернулась. «Проклятый любитель, — подумала она. — Болтался в Торё полтора часа, ожидая меня, хотя ему было четко приказано уезжать через полчаса».
Это сущее наказание работать с любителями.
— Сейчас приготовлю гипс, — сказал врач и вытер руки той же тряпкой, которой напарник вытирал Кошечке лоб. Оба никчемные, отвратительные любители.
— Худшее позади, — сочувственно произнес напарник и взял Кошечку за руку, но она вырвала руку и в ярости выплюнула тряпку изо рта.
«Да, для меня худшее позади», — подумала она.
— Машина ждет у крыльца, — сообщил напарник. — Автоматическая коробка передач, как ты и говорила. Я воспользовался латвийской кредитной картой.
— Идиот! — прикрикнула на него Кошечка. — Я же велела расплатиться наличными.
Я знаю, — ответил напарник, — но тогда мне пришлось бы вернуть машину, а по карте мы сможем оставить ее в аэропорту.
— Идиотские коммунистические правила, — вновь вспылила Кошечка. — Где ключи?
— Здесь. — Напарник похлопал себя по правому карману брюк. — Но ехать можно будет только после того, как схватится гипс. У двери стоит пара костылей.
Вернулся лекарь с ржавым ведром в руке.
— Постараюсь работать осторожно, — сказал он и принялся накладывать гипс на опухшую, покрытую синяками и кровоподтеками ногу.
Господи, черт бы тебя подрал, Иисусе, как же медленно он работает. Месит, мажет, обертывает. Кошечка стонала каждый раз, когда он прикасался к ноге. Она закрыла глаза. Все вокруг плыло и качалось.
Переход через Балтийское море был ужасен. Ветер и снегопад чередовались друг с другом, волны хлестали через борт утлой лодчонки, и Кошечка не раз думала, что они непременно утонут, но у нее не было сил даже на то, чтобы испугаться. От боли в ноге она периодически теряла сознание.
Она не помнила, как сумела на мотоцикле, со сломанной ногой, добраться до Торё. Это был единственный счастливый эпизод во всей этой прискорбной истории.
Действовала она своим обычным способом: запрограммировала мозг на жесткую последовательность действий — запрограммировала так надежно и тщательно, что он выполнил свою задачу даже в полубессознательном состоянии. Значит, ее способ был правильным, а это радовало и грело душу.
— Вот и все, — сказал врач, собирая инструменты. — Теперь гипс должен схватиться.
Этот напарник умел управляться с лодками, поэтому она его и выбрала. Только благодаря ему они не утонули в волнах Балтики. Это следовало признать. Но он не смог найти приличного врача, а этот начнет болтать, как только она выйдет за дверь.
— Долго ждать, пока гипс схватится? — спросила она, огорчившись слабости своего голоса.
— Точно сказать не могу, — ответил врач, вытирая руки полотенцем. — Это зависит от температуры и влажности, но вы не волнуйтесь. Вы пробудете здесь, пока гипс не затвердеет.
— Помоги мне, — обратилась Кошечка к напарнику, который с готовностью бросился к ней и помог сесть. — Можешь дать мне мою сумку?
Она протянула руку и схватила сумку за ручки, чувствуя тяжесть оружия.
— Вы не дадите мне воды? — попросила она, и мужчины бросились к раковине, чтобы исполнить эту скромную просьбу.
Кошечка извлекла из сумки пистолет, на ствол которого до сих пор был навинчен глушитель, и выстрелила врачу в спину. Он без звука рухнул вперед, ткнувшись головой в раковину.
Напарник удивленно обернулся, и Кошечка всадила ему пулю между глаз.
— Любитель, — презрительно процедила она сквозь зубы.
Какая удача, что она не выбросила пистолет в море, как собиралась. Она сунула оружие в сумку.
Отлично, с этим покончено.
Она пощупала гипс. Повязка была сырая и совершенно мягкая.
Долго ей еще придется сидеть здесь с этими двумя вонючими бомбами замедленного действия?
— Ну ладно, какого хрена, — сказала она и с трудом встала на ноги.
Она допрыгала на одной ноге до трупа напарника, пошарила в его кармане и извлекла оттуда ключ от машины и его мобильный телефон. Быстро обыскала остальные карманы и обнаружила только бумажник с кредитными картами и паспортом. Паспорт, конечно, фальшивый, ну да ладно.
Она положила бумажник и телефон в сумку и заковыляла к выходу. Нога болела нестерпимо, гипс уже деформировался. За порогом она схватила костыли и заковыляла дальше.
Сумка вдруг завибрировала.
От неожиданности Кошечка растерялась. Что за черт?
Она остановилась, нетвердо балансируя на здоровой ноге (ну, скажем, на относительно здоровой), вытащила из сумки телефон мертвеца и посмотрела на дисплей.
1 новое сообщение.
Не открыв сообщения, она уже поняла, что оно значит.
Начались сложности.
Андерс Шюман был не на шутку встревожен. Когда случается что-то из ряда вон выходящее, сразу с особой ясностью вырисовываются сильные и слабые стороны любого СМИ.
Он обошел вокруг стола, задумчиво грызя кончик ручки.
С точки зрения журналистики «Квельспрессен» относительно неплохо справилась с освещением убийства на нобелевском банкете, даже учитывая то, что они не смогли использовать сведения Анники Бенгтзон, оказавшейся непосредственным свидетелем событий в Золотом зале. Но с чисто технической точки зрения они отстали от других СМИ, очень далеко отстали. Конечно, у «Квельспрессен» был сайт и даже несколько видеосюжетов онлайн. Газета часто выкладывала в сеть файлы, но никто их не читал, не смотрел и не слушал. Никому не было до них дела. Шюман никогда не считал Интернет преходящей причудой — он не был настолько наивен, — но он недооценил значение Сети, и убийство в ратуше заставило его окончательно это понять. Опросы показали, что пятьдесят шесть процентов шведов черпали информацию об убийстве в Интернете.
