Она не стала трогать документ. У мальчика не было широкополосного Интернета, а модема он не нашел, поэтому отправить письмо не мог. До конца недели Кошечка внимательно следила за ним. Он не отправил письмо и по почте. Да, она приехала вовремя.
С тяжким вздохом она принялась перетаскивать баллоны с углекислым газом к правой стороне дверей лаборатории. Боль в левой голени вспыхивала всякий раз, как она опиралась на больную ногу. Кость неправильно срослась из-за того костоправа — руки у него росли не из того места!
Интересно, заметит кто-нибудь, что два нормальных баллона оказались пустыми. Может быть, заметят. Эти ученые просто трясутся над своими пробирками и чашками. Бродя по коридорам лаборатории с тележкой, на которой лежали тряпки и стояли ведра, она поняла, как эти типы суетливы и невнимательны. Они обращают внимание на баллоны и говорят о них, но никому из них не пришло в голову даже посмотреть на уборщицу. Можно биться об заклад, что они не смогут даже ее описать.
Она открыла дверь в коридор и прислушалась. Сегодня вечером и ночью в лаборатории не будет никого, кроме этого типа. Но осторожность не повредит. Запах углекислого газа продолжал чувствоваться в коридоре, но с этим она не могла ничего поделать. Правда, углекислый газ не особенно опасен, она читала, но все же она выпустила в коридор содержимое двух баллонов, а значит, пройдет несколько часов, прежде чем состав воздуха вернется к норме.
Она посмотрела на часы и еще раз вздохнула.
Он умудрился выпить бутылку до конца, но кто из мужчин не любит пиво? Яд, конечно, подпортил вкус, но не настолько, чтобы жаждущий молодой человек этого не вытерпел.
Как-то слишком жирно получается. Ей все время приходится отдуваться за чужие ошибки и исправлять последствия. Не она наняла его — это следует особо подчеркнуть. Это была ошибка напарника — чертов любитель!
Но ничего, все обошлось, и судьбу надо поблагодарить хотя бы за это.
Она снова посмотрела на часы.
Один час пятьдесят три минуты.
Этого достаточно. Сочетание холода и яда за два часа способно убить даже слона. Пора забрать сотовый телефон и стереть письмо в компьютере.
Она сняла спецодежду и очки и положила их в сумку к пустым бутылкам. Однако не стала снимать перчатки. Все поверхности, к которым она прикасалась голыми руками, были уже тщательно вытерты. Хватит, больше она ничего вытирать не будет.
Кошечка быстро сунула ноги в туфли и надела жакет, пошла в кабинет желторотика, обыскала его вещи, нашла сотовый телефон. И вышла, оставив дверь слегка приоткрытой.
Взяв наконец ключ, она вернулась к холодной комнате. Несколько секунд прислушивалась, хотя понимала, что ничего не услышит.
Потом она вставила ключ в скважину и повернула его.
Среда. 26 мая
Анника шла по узкой лесной тропинке. Дул теплый ветер, припекало солнце, было почти жарко, и Анника беззаботно шла по дорожке, так как чувствовала себя дома. Эта тропинка вела в Люккебу, на лесной хутор, где на берегу озера жила ее бабушка.
Вдруг впереди она увидела женщину, блондинку с каре, которая медленно, как будто плыла, шла между соснами. На блондинке было белое платье с широкими рукавами, такими длинными, что они едва не доставали до земли.
Потом женщина рассмеялась. У нее был звонкий, серебристый, как птичья песенка, смех. Анника вдруг все поняла, и от этого едва не лишилась чувств.
Сначала она забрала у меня мужа, а теперь хочет забрать бабушку!
Анника с криком бросилась вдогонку за Софией Гренборг. Крик громким эхом отдавался в лесу. Вот сейчас она ее догонит. Потом до Анники дошло, что она держит в руке вальтер калибра 7,65 миллиметра, заряженный израильскими пулями дум-дум.
— Стой, сука! — заорала Анника.
София обернулась, и Анника вдруг поняла, что в руке у нее не пистолет, а железная труба, железная труба, которой она убила Свена, и она подняла трубу и опустила ее на голову Софии с такой силой, что ощутила во рту привкус крови.
Но когда труба ударила женщину по виску, Анника увидела, что это не София Гренборг, а Каролина фон Беринг, и даже не она, а ангел, белые крылья которого достают почти до земли.
Она проснулась, не понимая, где находится. В окно светило яркое солнце, и его лучи падали прямо на кровать; простыни были мокрыми от пота. С улицы доносились сумасшедшие птичьи трели. Анника громко застонала и зарылась головой под подушку, чтобы отключиться от действительности.
Она лежит на кровати в своей спальне дома в Юрсхольме.
Ну да, конечно.
Она со вздохом откинула мокрую простыню. Томас уже ушел. Она это знала, ей не надо было для этого смотреть на его половину кровати. На работу он каждый день уезжал в семь часов — по его версии, чтобы избежать утренних пробок. Настоящей причиной была любовь к чудесной работе, перевесившая любовь к невыразимо заурядной семье. Во всяком случае, так казалось Аннике, когда у нее было дурное настроение.
Она натянула на себя невыразимо заурядный махровый халат и спустилась на кухню, чтобы приготовить завтрак невыразимо заурядным детям. Паркет ослепительно блестел в лучах утреннего солнца, в окна заглядывала цветущая вишня. Анника остановилась у окна, любуясь маленьким деревцем.
«Этот дом не заурядный, — подумала она. — Я должна быть счастлива. В конце концов, ведь это именно я его купила».
Она проглотила тугой ком, застрявший в горле, и поставила в микроволновую печь две кружки молока, чтобы приготовить горячий шоколад. Потом Анника поджарила ломтики хлеба и намазала их арахисовым маслом. Бананы она нарезала на тарелки и добавила к ним нарезанные кружками апельсины. Когда молоко согрелось, печь запищала. Анника раздраженно открыла печь — какое здесь все шумное! Если за окном не верещали птицы, то пищала бытовая техника. Печь на старой квартире пищала три раза, и этого было вполне достаточно. Зачем нужен четвертый бип?
Она поставила на стол тарелки с едой, кружки с горячим шоколадом и пошла будить Эллен и Калле.
С переводом детей в новый детский сад была целая проблема. Для начала попечительский совет заартачился и заявил, что дети могут начать посещать новый сад только с осени, но Анника нажала на все педали и нашла частное воспитательное учреждение, где был и детский сад, и подготовительный класс для шестилеток. Это учреждение с удовольствием набирало детей, и Эллен, и Калле легко туда попали. Группы были большими, больше, чем в городе, но зато здесь было больше простора. Что касается детей, они практически не отличались от городских детей в Кунгсхольме. Они так же ревниво оберегали свою территорию и не собирались пускать на нее чужих детей. Особенно тяжело пришлось Калле. Мальчики в группе не желали с ним играть. Но самая главная разница заключалась в том, что в группах не было ни одного иммигранта.
Она отвозила детей в сад на внедорожнике, уменьшенной копии чудовища, на котором ездил на работу Томас. Как обычно, дети начали ругаться из-за того, кто сядет впереди, и, как обычно, дело кончилось тем, что оба сели назад. Калле всю дорогу тихо плакал, и от этого плача у Анники сжималось сердце.
