Анника удивленно переводила взгляд с Биргитты на Ларса-Генри и обратно.
— Хм, — тихо произнесла Эбба, — здесь мы имеем случай уязвленного самолюбия, и я чувствую, что это моя вина…
— Но, Ларс-Генри, — заговорила Биргитта Ларсен, — ты же знаешь, что дела такого рода вне моей компетенции. О чем, собственно, идет речь?
— Моя докторантка указана в качестве автора статьи, а не я, ее наставник! Как такое вообще могло произойти?
Эбба передела Аннике ящик и подошла к Ларсу-Генри.
— Это было мое решение, — сказала она. — Я пришла к выводу, что вы не участвовали в исследовании, поэтому не было никакой необходимости перечислять вас в списке авторов статьи.
— И все это только потому, что меня вышвырнули из ассамблеи! — прокричал профессор в лицо Эббе. — Вы все пользуетесь малейшей возможностью, чтобы только унизить меня, но берегитесь!
— Я не вышвыривала вас из Нобелевской ассамблеи, — спокойно возразила Эбба. — Я просто пришла к выводу, что вы вообще не появлялись здесь в течение последних четырех месяцев.
Он поднял глаза, и его взгляд встретился со взглядом Анники.
— Не ты ли все это устроила? — тяжело дыша, спросил он.
— Это корреспондент «Квельспрессен», — сказала Биргитта Ларсен, не взглянув на Аннику. — Не имею ни малейшего понятия, что она здесь делает, но выясню, как только ты перестанешь кричать.
Ларс-Генри ткнул распечаткой в сторону Анники и Эббы.
— Вам следует поостеречься, — угрожающе произнес он. — Вы забыли о Немезиде, все забыли, но помните! Просто помните, что я вас предупреждал!
Он зашагал к выходу и вскоре исчез за дверью.
— Что все это значит? — спросила Анника, как только дверь закрылась за Ларсом-Генри.
Она все еще держала довольно увесистый ящик. Эбба освободила ее от этой ноши и исчезла за углом, сказав:
— Я сейчас его пристрою.
Биргитта Ларсен шагнула вперед, приблизившись вплотную к Аннике Бенгтзон.
— Ты думала, что я тебя не узнала? Я узнала. Что ты здесь делаешь?
Анника смотрела в спокойные и серьезные глаза женщины.
— Каролина не удивилась тому, что ее убили, — сказала Анника. — Я была там, рядом с ней, — умирая, она смотрела мне в глаза. Я не могу от этого избавиться, ее взгляд преследует меня во сне.
Она сама удивилась своей горячности.
Биргитта Ларсен продолжала пристально смотреть в глаза Аннике.
— Что же тебе снится? — тихо спросила она.
— Мне снится, что Каролина что-то пытается мне сказать, — ответила Анника, понизив голос. — Она хочет что-то сказать, но я не могу понять ее. Как ты думаешь, что она хочет сказать? Что?
Она почувствовала, что на глазах ее выступили слезы, и прикусила губу. Господи, она сейчас разревется, как плаксивая девчонка.
— Надо поесть, — сказала Биргитта Ларсен и повернулась на каблуках. — Возьми Эббу, и пойдем в «Черный лис».
Они вышли из здания через главный вход. Солнце светило сквозь легкую дымку. Под несильным ветерком подрагивали едва распустившиеся листья, на лужайках ярко зеленела трава. Эбба и Биргитта продолжали обсуждать задержку в поставке антител и решали, что делать дальше. Анника шла следом, с любопытством оглядывая кампус.
Здесь было красиво, вся обстановка напоминала сцены из фильма о колледже Лиги плюща, расположенном где-то на Восточном побережье США. Узкие дорожки, массивные здания, много зелени.
Клуб факультета, «Черный лис», находился на самом краю кампуса, возле шестого дома на аллее Нобеля, недалеко от Форума, где Анника была с Боссе.
На мгновение ей стало стыдно. Она так и не ответила Боссе, где и когда они выпьют кофе на следующей неделе.
Весной они несколько раз встречались в разных кафешках, пили кофе и болтали. За все это время в их разговорах не прозвучало ничего неподобающего.
Надо ли продолжать эти отношения? Надо ли им вообще встречаться? Хочет ли она чего-то большего?
Ответов на эти вопросы Анника не знала. В ее голове все перемешалось: ожидание, стыд, волнение, счастье и тревога.
— Милый старый Ларс-Генри, — сказала Биргитта Ларсен, — каким же он стал возбудимым!
Она поднялась по ступенькам крыльца факультетского клуба, открыла тяжелую медную дверь и пропустила вперед Эббу и Аннику.
— Он всегда был тщеславным, — продолжала она, — но всего несколько лет назад он не стал бы поднимать такой шум из-за того, что его не упомянули в списке авторов какой-то незначительной статьи. Но, Эбба, дорогая, почему ты не включила его в этот список? Ты же включила туда меня. Что тебе стоило вписать и его фамилию?
Эбба вытянула шею.
— Это был вопрос принципа, — ответила она. — Силла, докторантка, чьим руководителем он был, пыталась достучаться до него всю весну, но практически ни разу не смогла с ним связаться. Она была просто в отчаянии. Иногда надо все же отвечать за свои дела, даже если ты несчастный старый профессор…
Биргитта поманила к себе безупречно одетого официанта.
— У вас есть столики на троих? Замечательно! У окна? Превосходно. Давайте мы займем вон тот столик в углу. Что вы на это скажете, девочки?
Вздохнув, она уселась за стол и положила на колени салфетку.
— Исключать из ассамблеи так, как исключили Ларса-Генри, вообще-то нельзя. Но его тем не менее исключили. Я могу понять, как он из-за этого расстроился. Я бы на его месте тоже разозлилась.
Она потерла руки.
— Но не мне, в конце концов, судить. Меня ведь не выгнали, а, наоборот, пригласили. Ну, посмотрим меню. Я закажу форель, она всегда вкусная. И пиво с низким содержанием алкоголя.
— Что это за Немезида, о которой он постоянно толкует? — спросила Анника, тоже заказав форель.
— Это персонаж из греческой мифологии, — ответила Эбба. — Греческая религия представляет собой настоящий лабиринт идей о преступлении и наказании, причинах и следствиях, несправедливости и воздаянии. Думаю, что реакция Ларса-Генри основана на его скепсисе в отношении дарвиновской теории эволюции. Он принадлежит к тому меньшинству в научной среде, которое считает, что мы должны с большим пиететом относиться к Богу. Ларс-Генри — креационист.
— Да, черт возьми, — вздохнув, сказала Биргитта.
Анника несколько секунд смотрела на Эббу. Внедрить Бога в науку?
— Сторонники креационизма заявляют, что Вселенная возникла в полном соответствии с тем, что написано в Книге Бытия. Они хотят, чтобы историю творения рассматривали параллельно, как теорию равнозначную теории эволюции Дарвина — как в образовании, так и в науке.
— Ты же понимаешь, что их трудно воспринимать всерьез, — сказала Биргитта, вскинув брови.
