— Ты работаешь по субботам? — спросила Анника, стараясь придать голосу небрежность и раскованность.
— Нет, Нобелевская ассамблея организовала интересный семинар, — сказала Эбба, — «Ключевые вопросы нейропротекции и регенерации нервной ткани» — с обсуждениями, выпивкой и закусками. Это стало традицией. На встречи приглашают всех — докторантов и весь остальной персонал. В последнее время эти семинары стали очень популярными.
— Что-то вроде корпоративных вечеринок? — спросила Анника и, обернувшись, взглянула на дом. Томаса видно не было.
— Да, что-то вроде, того. — Сегодня состоится заседание Нобелевского комитета, на котором будет составлен предварительный список, а значит, есть и повод для праздника. Кстати, можно попросить тебя об одном одолжении?
Анника посмотрела на Эббу.
— Конечно, — ответила она, — без проблем.
— Я собираюсь завтра уехать на несколько дней в гости к кузине в Даларну. Ты не могла бы присмотреть за домом, пока меня не будет?
Анника кивнула, окинув взглядом гигантскую виллу.
— Конечно смогу, — сказала она. — Что я должна делать? Поливать цветы, выводить собаку, вынимать почту из ящика?
Эбба рассмеялась и, сунув руку в карман жакета, принялась что-то искать.
Франческо едет со мной, но будет большой любезностью с твоей стороны, если ты пару раз заглянешь в почтовый ящик. С растениями ничего не случится. Вот ключи от почтового ящика… Громадное спасибо. Если что-нибудь произойдет — позвони по сотовому телефону. Вот он, на визитной карточке.
Она дала Аннике кольцо с ключами и визитную карточку, помахала рукой и побежала за Франческо, который кинулся на участок Гопкинса.
Нет, мальчик, нет, нам сюда…
Анника с трудом сглотнула несуществующую слюну, положила ключи и карточку в карман куртки, а потом посмотрела на свою машину. Мешки с компостом по-прежнему стояли на земле возле открытого багажника.
Никто и не собирался ей помогать.
Понедельник. 31 мая
Входя в кабинет, Антон Абрахамссон почувствовал, что у него подгибаются колени. Об утренних беседах на верхнем этаже главного здания полицейского управления в Кунгсхольмене ходили самые страшные слухи, особенно о беседах в угловых кабинетах, откуда были видны верхушки деревьев парка Кронеберг.
Вот настала и его очередь.
Глава полиции безопасности и Бертстранд, непосредственный начальник Абрахамссона, стояли у окна и тихо переговаривались. Восходящее солнце отблескивало от фасадов дома напротив, отбрасывая неровные тени на их лица. Оба помешивали кофе в чашках. Разговор, судя по всему, был конфиденциальным.
— Вот, значит, как выглядит эта комната… — сказал Абрахамссон, потирая руки, чтобы избавиться от покрывшего ладони холодного пота.
Мужчины у окна оглянулись на него, поставили чашки на круглый стол и пошли Антону навстречу.
— Добро пожаловать, — произнес чин полиции безопасности. — Кофе или, может быть, воды? — Он жестом указал на стол, где стояли холодные закуски, вода и кофе.
Антон Абрахамссон обменялся рукопожатием с Бертстрандом и налил себе кофе. Руки его подрагивали, и он испугался, что расплескает напиток.
Интересно, все так нервничают, когда их вызывают для обсуждения продвижения по службе? — подумал он.
— Садитесь, Абрахамссон, — сказал чин из полиции безопасности.
Все трое уселись в удобные кресла, обитые темно-синей тканью. Антон вытянул ноги.
— Надеюсь, у тебя дома все в порядке? — спросил начальник Антона.
Абрахамссон не смог удержаться от смеха. Это и в самом деле становилось интересным.
— Спасибо, все хорошо, — ответил он. — Нашему малышу уже девять месяцев… У него были проблемы, там… колики и все подобное…
Бертстранд наклонился вперед и сложил руки на груди.
— Антон, — сказал он, — нас интересуют обстоятельства зимней экстрадиции в Бромме.
Антон Абрахамссон улыбнулся. Да, он отлично помнил ту экстрадицию.
— Сложная работа, — сказал он. — Я рад, что все прошло гладко.
Начальники переглянулись с таким видом, что Абрахамссон ощутил в груди неприятный холодок.
— Ты написал рапорт, — сказал чин из полиции безопасности. — Там все отражено точно?
Антон отпил глоток воды и задумчиво кивнул. Да, там все было описано точно.
— Нас все же интересуют некоторые детали, — сказал Бертстранд. — Надеюсь, ты поможешь нам их прояснить.
Антон улыбнулся, хотя снова почувствовал предательскую слабость в коленях.
— Спрашивайте, — коротко произнес он.
— В какой момент ты понял, что экстрадицию будут осуществлять люди из ЦРУ?
В какой момент?
— Ну, — неуверенно заговорил Антон, — должно быть, в тот момент, когда Джордж сказал, что привез с собой людей из ЦРУ, которые проследят за экстрадицией.
— Джордж? — переспросил чин из полиции безопасности.
— Человек, который представился как начальник американской команды, — пояснил Бертстранд.
— Джордж? — повторил человек из полиции безопасности, не мигая глядя на Антона.
— Он был очень вежлив и корректен, — продолжил Антон.
Чин поерзал в кресле, отчего слегка скрипнула обивка.
Бертстранд уселся на самый краешек кресла.
— В какой-нибудь момент ты надевал маску? — укоризненно глядя на Антона, спросил он.
Маску?
— В какой-либо момент процедуры?
Конечно нет.
— Конечно нет. Зачем мне было надевать маску?
— Ты не отреагировал на тот факт, что все американцы были в масках?
— Но не Джордж. Он был без маски, с открытым лицом. Он был очень…
Вежлив и корректен, хотелось добавить Антону, но он вспомнил, что уже говорил об этом.
— Еще один вопрос. — Бертстранд снова взглянул Антону в глаза. — Почему вы вышли оттуда?
Вышли? Когда?
— Почему ты и все твои подчиненные покинули комнату, когда люди из ЦРУ стали работать с заключенным, унижая его человеческое достоинство?
— Мы присутствовали при этом, — ответил Абрахамссон. — Мы оставались там почти до конца процедуры.
— Да, это так, — медленно и тихо, почти вкрадчиво произнес Бертстранд, — но почему вы все-таки ушли? Я имею в виду, ушли в конце?
Антон снова явственно услышал крики заключенного, эхом отдававшиеся от потолка и стен комнаты, позвякивание ножных кандалов, шорох ножниц, разрезающих ткань. Он снова услышал вопли и мольбы о помощи, видел налитые кровью, уставленные в потолок глаза голого человека, когда ему засунули палец в задний проход.
