«Я хочу, чтобы он был мой», — подумала Анника.
Она вытерла глаза, потом, порывшись в бардачке, достала салфетку и высморкалась.
На самом деле ей пора ехать домой. Надо сменить Томаса, уложить детей спать, посмотреть какой-нибудь фильм, сидя на диване рядом с Томасом. Покопаться в саду или обсудить с мужем, что делать с лужайкой.
— Я не могу, — произнесла она вслух. — Не сейчас, может быть, позже, но не сейчас!
Она убрала волосы за уши, несколько раз глубоко вдохнула, включила зажигание и поставила рычаг на нейтральную передачу.
Потом она вытащила из сумки сотовый телефон и позвонила Шюману.
Черт, ответа снова не было.
Она достала записную книжку и нашла номера телефона Ларса-Генри Свенссона. Позвонила на квартиру в Сёдермальме. Нет ответа. Позвонила в Вермдё. Нет ответа.
Куда бы ты поехала после допроса в полиции? Пошла бы выпить кофе где-нибудь в городе? Едва ли. Ты бы поехала домой, чтобы спрятаться ото всех. На квартиру в Сёдермальме? Чтобы сидеть там целый день, не отвечая на телефонные звонки?
Маловероятно.
Или ты поехала бы в загородный дом в Вермдё? Села бы на полянке среди лилий, предоставив телефону звонить в доме сколько ему вздумается?
Это было бы лучше.
Тавастбодавеген… Звучит как песня. Где это?
Она ввела адрес в навигатор и получила маршрут на острова, в Фогельброландет. Ехать надо мимо Накки и Густавсберга, к Ставснесу.
Что, если поехать туда и нанести профессору Свенссону визит? Побеседовать с ним, взять интервью среди цветов?
Она посмотрела на часы.
Надо ехать домой. Надо еще раз позвонить Шюману. Надо поговорить с Янссоном, который сейчас заступил на смену.
Он ответил сразу. Голос у него был хриплым, как у недавно проснувшегося человека.
— Кажется, ты не в форме, — сказала Анника, держась за руль и довольная тем, что у кого-то тоже неприятности.
— На этой неделе у меня дети, — объяснил ночной редактор.
— Все? — язвительно спросила Анника.
— Ты с ума сошла. Нет, только двое старших. Но и этого хватило. Слушай, может быть, Кошечку мы выпустим позже, на неделе? Нам надо завтра опубликовать материал Берит об экстрадиции.
— Утечка по Кошечке начнется завтра к полудню, — сказала Анника. — Если нам повезет, то мы будем первыми, кто сможет выложить всю историю уже сегодня.
Янссон застонал:
— Полосы уже забиты до отказа. Шюман запретил добавлять страницы. Кстати, ты не знаешь, где он?
— Я никогда ничего не знаю, — ответила Анника. — Попроси его позвонить мне, когда объявится.
Отключившись, она продолжала сидеть с наушником в ухе.
Домой ехать не хотелось.
Не хотелось вспоминать Софию Гренборг.
Она тронула машину и поехала на восток, к морю, в Фогельброландет.
Ландшафт становился все более суровым и скудным, чем ближе подъезжала она к Ставснесу. Анника открыла окно, и ей показалось, что в салоне запахло морской солью и водорослями. Или это одно лишь воображение? По обе стороны дороги мелькали синие водоемы — иногда маленькие озера, иногда морские заливчики. На берегах бухточек высились серые скалы, дорогу обрамляли стройные березки. У подножий скал и на лугах приютились желтые деревянные дома с белыми коньками крыш и серебристо-серыми причалами.
Она ни разу здесь не была.
Проехав канал Стрёмма, Анника оказалась в буколической атмосфере Шведского архипелага.
Как же здесь красиво!
Без спутникового навигатора она бы уже давно и безнадежно заблудилась. Миновав канал, Анника проехала еще около пяти километров, свернула направо и оказалась на извилистой гравийной дороге, петляющей по холмам мимо березовых рощиц. Проехав Фриден, Анника направилась к пристаням Тавастбоды.
Она миновала коттедж Ларса-Генри Свенссона, остановилась, развернулась на узкой дорожке и вернулась назад. Машину она остановила возле участка, припарковавшись за старым «фордом», и посмотрела на маленький домик.
Пейзаж был поистине идиллический. Дом стоял на склоне холма, откуда открывался великолепный вид на море. Вокруг ни одного дома — только дикая природа. Деревянный фасад был выкрашен оранжево-красной краской. Белые карнизы, старомодные, оригинальные окна с белыми наличниками.
Должно быть, когда-то это был рыбацкий дом. В окнах отражалось заходящее солнце.
В глубине двора был виден деревенский нужник и большой очаг, а еще дальше, ближе к воде, маленький домик — видимо, дровяная сауна.
Анника выключила двигатель и открыла дверь машины.
В самом худшем случае он просто выставит ее вон.
Здесь было прохладнее, чем в городе, чище и свежее. Анника несколько раз вдохнула живительный воздух. Ветер трепал ей волосы.
Может быть, вот так и надо жить? Может быть, здесь, в Тавастбодавегене она бы почувствовала себя наконец дома?
Она вошла в сад — точнее, на участок дикой природы, заросший полевыми цветами. Здесь действительно росли лилии, лютики, лесные анемоны и луговая герань. По участку протекал ручеек. В разных направлениях расходились тропинки, усеянные опавшими сосновыми иголками. Тропинки были обрамлены гладкими камешками.
Интересно, он сам все это сделал, своими руками? — подумала Анника. Он делал это во время отпусков — укладывал камешки, прокладывал тропинки, укатывал землю?
В реестре было сказано, что Ларс-Генри холост, но это не значит, что у него не было подруг.
Она поднялась на веранду и постучала в дверь.
Никто не ответил.
Она постучала еще раз, громче.
И снова в доме никто не ответил.
— Ларс-Генри Свенссон! — громко и отчетливо произнесла Анника.
Ответом был лишь шелест ветра в кронах сосен.
Она спустилась с веранды и обошла дом, подойдя к очагу и туалету. В очаге было много светлой серой золы. Огонь здесь не разводили по меньшей мере несколько дней. Туалет был маленький, по традиции выкрашенный в красный цвет. На двери было даже нарисовано зеленое сердечко. Вид этого простенького нужника заставил Аннику вспомнить бабушку и Люккебо. Воспоминание вспыхнуло золотом где-то на краю сознания.
— Красота… — прошептала она.
Она вернулась к дому и снова постучала, потом подергала дверь. Она была незаперта. Открыв дверь, Анника вошла в светло-голубые сени.
— Эй… Есть здесь кто-нибудь?
Ответа не последовало.
Она вошла в дом. Слева увидела крошечную кухоньку, а следом — спальню.
Справа была большая комната, служившая, видимо, одновременно столовой и гостиной. В углу тихо работал телевизор. На небольшом столе стояла тарелка с селедкой и картошкой, а рядом — рюмка водки. Горела лампа.
