Они обещали информировать журналистов о новостях через каждые три часа, как было до похищения. К четырем часам, когда анонсировали очередной брифинг, у Отиаи восстановился нормальный цвет лица – к тому же в зале оставалось всего с полсотни репортеров. Поскольку договор о неразглашении утратил силу, полиция уже не обязана была информировать прессу о происходящем в режиме реального времени. Хотя они старались передать как можно больше сведений, естественно, никто не упоминал о том, что Масато Мэсаки заключен под стражу и находится совсем рядом с ними. Скрыли и местонахождение его жены и дочери – Муцуко и Касуми. Муцуока лично отвез их на конспиративную квартиру. Их перевезли очень быстро, вместе с младшей сестрой Касуми. Временное убежище им предоставило Общество взаимопомощи в соседней префектуре. Миками наконец-то понял, что имел в виду Мацуока, когда сказал: «О некоторых вещах лучше вообще не говорить». После ареста Масато Мэсаки Муцуко автоматически становится женой, а Касуми – дочерью похитителя и убийцы. Мацуока стремился по возможности оградить их имена от огласки ради их же пользы.
«Вам нужно поспать. Езжайте домой, отдохните. Мы-то отдыхали по очереди. Мы выспались», – уверяли Миками Сува и Микумо. Пока они разговаривали, Курамаэ вызвал такси. Мысль поехать в парк пришла Миками в голову неожиданно. По пути Миками назвал водителю новый адрес. Дом Ёсио Амэмии был погружен во мрак. И его машины не было. Где он сейчас? Где он был, когда Масато Мэсаки жег деньги? Миками толкнул дверь телефонной будки. Хотя будка была старой, дверь открылась легко и беззвучно. Светло-зеленый телефонный аппарат был старым; краска облупилась, кнопки почернели, но ближе к центру, в тех местах, которых чаще всего касались пальцами, они были отполированы до тусклого серебристого блеска. Что неудивительно – ведь им так часто пользовались…
Миками глубоко вздохнул. Вот откуда звонил Амэмия.
Наверняка и им домой Амэмия тоже звонил отсюда. В девятом часу вечера четвертого ноября. Сначала ответил женский голос. Амэмия перезвонил в девять тридцать. К телефону снова подошла женщина. Он сделал третью попытку ближе к полуночи – тогда он, наконец, услышал мужской голос. Он внимательно слушал, а потом повесил трубку, вычеркнув из списка имя Мориюки Миками. Так звали отца Миками; он был еще жив в год, когда выпустили справочник. Если бы Амэмия взял более поздний выпуск или если бы Миками поселился в служебной квартире, никаких звонков не было бы.
Несомненно, он начинал обзвоны со своего домашнего телефона. Потом услышал о том, что появились автоматические определители номера. Как часто бывает с людьми, которые живут в одиночку, Амэмия не до конца понимал, в чем смысл таких устройств, и не знал о возможности антиопределителя. Наверное, тогда он и начал звонить из телефона-автомата.
Хотя, возможно, для этого у него имелись и другие причины.
Парк находился ближе всего к его дому. Здесь была детская игровая площадка. Он наверняка приходил сюда с Тосико и Сёко, когда она была совсем маленькой. Они приходили сюда втроем. Семьи с маленькими детьми начали избегать этих мест после «Дела 64», отчасти потому, что так и не удалось определить, где именно похитили Сёко. По иронии судьбы, в результате у Амэмии появилось место, где он мог подолгу занимать телефон-автомат в любое время дня и ночи, не боясь, что его увидят.
«Вот оно, это место».
Миками закрыл глаза и прислушался. Было тихо. Ни звука не проникало в телефонную будку. Несомненно, в тот день, когда Амэмия звонил к ним домой, все было по-другому. В тот вечер север префектуры заливало не по сезону сильными дождями. Во многих местах сошли оползни. Реки вышли из берегов; они с шумом несли ил вниз по течению. То, что он тогда по ошибке принял за шум большого города… Телефонная будка находилась в парке на берегу реки, в самой пойме. Вот откуда «непрерывный шум», который он тогда услышал.
Он вспомнил, что говорил тогда в трубку: «Аюми? Аюми, я знаю, что это ты! Аюми! Где ты? Вернись домой! Все будет хорошо, только возвращайся сейчас же!»
Амэмия понял, почему Миками расплакался перед буддийским алтарем.
«Вам лучше? – спросил его Амэмия вчера по телефону. – Не все так плохо. У всего есть и хорошие стороны».
Где он сейчас, хотелось бы знать?
Миками невольно подумал о том, что он сам привел все в движение. Первый раз он приезжал к Амэмии неделю назад. Но десять дней назад Амэмия услышал по телефону голос Мэсаки; к тому времени, как его посетил Миками, Амэмия уже вычислил похитителя. Наверное, сначала думал, заявить о нем в полицию или нет. Хотя… То, что он не заявил о своем открытии сразу, свидетельствует о степени его недоверия стражам порядка. Все детективы, с которыми ему довелось столкнуться во время похищения, уверяли его, что непременно схватят убийцу его дочери, но этого не произошло и через четырнадцать лет. Ему одному, без посторонней помощи, удалось сделать то, в чем не преуспели десятки тысяч полицейских, вся полиция в целом. А почему? Потому что это было не их дело. Несомненно, к такому выводу он пришел. Больше всего, как ему казалось, они хотели утаить собственную ошибку – срыв записи. Похитили семилетнюю девочку, ее жизнь трагически оборвалась, а они бросили все силы на то, чтобы спасти свои шкуры. Они тщательно уничтожили все, что могло бы указать на третий звонок. Ничего удивительного, что Амэмия разуверился в них. И даже если бы он заявил, что узнал Мэсаки по голосу… наверняка ему бы сказали: прошло четырнадцать лет, как можно узнать чей-то голос спустя такой долгий срок? Детективы наверняка понимали, что, приняв его заявление, они потеряют лицо – отец жертвы добился успеха там, где они провалились. Они бы начали все отрицать; может быть, ограничились бы самой поверхностной проверкой, а потом сказали бы ему, что он ошибся… Как бы Амэмия ни старался, он бы не смог арестовать Мэсаки самостоятельно. Он мог поехать к нему, надавить на него, но его слов, что голос Мэсаки совпадает с голосом похитителя, скорее всего, было бы недостаточно для того, чтобы вырвать у Мэсаки признание.
И тогда к Амэмии приехал он, Миками.
Амэмия наверняка узнал его по голосу. Он каждый день слышал множество голосов, но то, что сказал Миками по телефону, наверняка запомнилось ему. Кроме того, он увидел его визитную карточку, фамилию, которая начиналась с «Ми». Поскольку Амэмия звонил Миками сравнительно недавно, он, наверное, догадался: «Его дочь сбежала из дома. Он беспокоится за нее». Может быть, он увидел возможность завязать настоящие, эмоциональные отношения, может быть, понадеялся, что его гость – один из немногих сотрудников полиции, способных понять его горе, потому что он тоже отец и тоже потерял дочь. Если бы Миками заговорил с ним о чем-то другом, возможно, Амэмия и признался бы ему, что узнал голос похитителя из «Дела 64». Но…
Что же сказал ему Миками? Сейчас ему больно было даже вспоминать… Он попросил Амэмию принять у себя генерального комиссара, то есть попытался втянуть его в пиар-акцию. Давил на него, торопил с ответом, намекал, что комиссар ему поможет, что после освещения визита в прессе, возможно, даже появятся новые следы. Что должен был подумать Амэмия? «Они не меняются». Прошло четырнадцать лет, а стражи порядка по-прежнему не проявляют никакого почтения к пострадавшим; наоборот – надеются укрепить свои позиции за счет его страданий.
