Миками вдруг стало жарко. Он выпрямился.
– Если такое время настанет, сочту за честь!
Глава 79
Подъехав к дому, Миками увидел в окнах свет.
На крыльце стояли пустые контейнеры из-под готовой еды. Посмотрев в ту сторону, он заметил еще кое-что. У стены, на крохотном пятачке, слишком маленьком, чтобы называть его палисадником, белели какие-то цветы. Миками не очень-то разбирался в цветах, но все же удивился, потому что они расцвели в декабре. Стебли наклонились, и над самой землей висели бутоны – полураскрывшиеся, напоминающие сжатые крошечные кулачки.
Минако, впуская его в дом, выглядела как обычно. Миками понял, что не в силах сразу же заговорить о самом главном, произнести слова: «Нам тогда звонила не Аюми»…
Попросив ее приготовить ему лапшу, он сел за стол в кухне. Посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого – наверное, брифинг в самом разгаре. Все его тело как будто налилось свинцом; голова пока не чувствовала усталости, только слегка побаливала.
– Кстати, у нас там цветы… ты знаешь, как они называются?
– Да, они цветут, – отозвалась Минако, стоящая за рабочим столом.
– Как они называются?
– Морозники, или рождественские розы… Я посадила их незадолго до кончины твоего отца. Они уже несколько лет не цвели… хотя они морозоустойчивые.
Минако выглядела чуть живее обычного. Может, оттого, что побывала на улице, подышала воздухом, увидела солнце – и сумела помочь.
– Значит… ты видела Амэмию? Ох, прости…
Минако лукаво улыбнулась:
– Все нормально. Спецоперация заканчивается, как только ты возвращаешься домой и снимаешь обувь.
– Ну да, конечно… Как он выглядел?
Минако подала ему миску с лапшой, немного постояла рядом, а затем села напротив.
– По-моему, постарел. Не в плохом смысле…
Миками взял палочки, принялся за еду.
– Он стоял совершенно неподвижно и смотрел в одну точку. Не сводил взгляда с того, другого…
– Как будто он его ненавидел?
– Да, наверное. Но потом… – Взгляд у Минако сделался рассеянным. – Потом он перестал смотреть на того человека и поднял глаза к небу.
– К небу?
– От бочки поднимался дым. Он наблюдал за ним.
Ну да. Дым, который поднимается в небо.
– Наши взгляды встретились – совсем ненадолго.
– Неужели? – Миками застыл, не донеся палочки до рта.
– Да. Я тоже смотрела на дым, а когда ненадолго отвернулась, то заметила, что он смотрит прямо на меня. Наши взгляды встретились, и он едва заметно поклонился мне.
– Он тебе поклонился?!
– Во всяком случае, так мне показалось. Не представляю, как он мог меня узнать. В прошлый раз мы встречались четырнадцать лет назад, к тому же наша встреча не продлилась и минуты, ведь он почти сразу выбежал из кафе. Вряд ли он меня тогда заметил.
– А дальше что было?
– Я поклонилась ему в ответ – на автопилоте. Потом я извинилась перед главным советником Мацуокой, но он просил меня не беспокоиться, сказал, что все хорошо. Еще он сказал, что именно это он надеялся услышать.
Миками вздохнул с облегчением. Остальные не сводили взглядов с Мэсаки. И только два человека – Амэмия и Минако – смотрели на струйку дыма.
– Ты видела, как тот тип жег деньги?
– Так он поджег деньги?! Вот откуда дым!
– Да, он сжег деньги, предназначенные для выкупа.
– Но я не… Зачем ему жечь деньги?
– Тип, которого ты видела… похититель Сёко.
Минако ахнула:
– Он?! В самом деле? Но он плакал…
– Он смеялся.
Миками снова принялся за еду. Всякий раз, когда он проглатывал очередную порцию, Минако задавала ему новый вопрос. Разговор делался все труднее. Миками понимал: придется рассказать ей, как Амэмия вычислил Мэсаки. Если он этого не сделает, невозможно будет перейти к самому главному для них… Миками понимал, что завтра ему уже не хватит духу ей сказать.
Значит, надо сказать сейчас.
– Минако, пожалуйста, послушай меня.
Он отодвинул в сторону миску с остатками лапши. Они сидели так близко, что он, вытянув руки, наверное, смог бы обхватить ее щеки. Он наклонился вперед; их лица почти соприкасались.
– Амэмия узнал похитителя по голосу.
Миками рассказывал неторопливо, методично, ничего не скрывая. Особенно подробно рассказал о звонках к ним домой четвертого ноября. Надо, чтобы Минако поняла, почему Амэмия позвонил им трижды. Минако сидела, положив руку на грудь. Она молчала – не задавала вопросов, не плакала, оставалась сдержанной до самого конца.
– Спасибо, – прошептала она.
На ее лицо набежала тень. Миками решил, что она упала духом, но это не выбило ее из равновесия. Она по-прежнему сидела с прямой спиной. Не похоже было, что она старается смириться с новостью или противится правде; подобные слова к ней не подходили. Она больше не проявляла того пыла, с каким раньше настаивала, что им звонила Аюми. Ее взгляд был направлен Миками в грудь. Но в ее глазах не было отчаяния. Миками даже показалось, что в них появилась безмятежность. «Потому что она по-прежнему чувствует поддержку», – подумал он. Ее вера слишком сильна, даже без звонков. Он вспомнил, что Минако говорила в спальне: «Я часто думаю… может быть, Аюми нужен кто-то другой. Другой, не мы…Такой человек наверняка существует. И он готов принять Аюми такой, какая она есть, он не станет ломать ее, так или иначе менять. Он скажет ей, что она – совершенство, молча будет рядом, будет защищать ее. Ее место рядом с таким человеком. Рядом с ним она вольна быть собой, делать что хочет».
Тогда ему показалось, что Минако опустила руки. Подумал, что ей надоело ждать, без конца думать об одном и том же. Но теперь он понимал: она перечисляла условия для выживания Аюми.
Аюми ушла из дома почти без денег. Она давно ни с кем не говорила. Больше всего она боялась, что ее увидят, будут над ней смеяться. Она бы не выжила, если бы кто-нибудь не протянул ей руку помощи, не спас ее. Она бы не выжила, если бы кто-то не находился с ней рядом. Кто-то дал ей крышу над головой, кормил ее и не спрашивал, как ее зовут, не пытался разыскать ее родителей. Тот человек не сообщил о ней ни властям, ни полиции; он просто терпеливо стоял рядом и ждал, когда же она вылупится из кокона… без такого человека рядом Аюми не смогла бы дышать, слушать биение своего сердца, смотреть на мир. Вот что тогда решила Минако.
Поэтому Минако ее отпустила. Тогда, в темноте, она внушала себе: «Достаточно того, что она жива. Ей не обязательно быть нашей дочерью».
«Не здесь, не с нами. Вот почему она ушла».
