Сделав несколько глубоких вдохов, я расправила плечи и мысленно выстроила кирпичную стену между собой и Марси. Какое мне дело, что она сказала? Мне она даже не нравится. Ее мнение ничего для меня не значит. Она грубая и эгоцентричная, и она ударила меня ниже пояса. Она меня совсем не знала и уж точно не знала моего отца. Поэтому плакать из-за любых слов, вылетевших из ее рта, было просто напрасной тратой времени и сил.
«Выбрось это из головы», — сказала я себе.
Я подождала, пока краснота сошла с глаз, и вышла из туалета. Пробираясь через толпу, я принялась искать Патча. Он бросал мяч на одном из аттракционов, стоя спиной ко мне. Рядом с ним был Риксон: он, наверно, поспорил на деньги, что Патч не сможет выбить ни одной тяжелой кегли для боулинга. Риксон был падшим ангелом, и с Патчем его связывала долгая история, они были практически братьями. Патч немногих пускал в свою жизнь, а доверял и подавно единицам, но если кто и знал все его секреты, так это Риксон.
Еще пару месяцев назад Патч тоже был падшим ангелом. Потом он спас мне жизнь, получил назад свои крылья и стал моим ангелом-хранителем. Теперь он должен был быть на стороне хороших ребят, но я втайне чувствовала, что его связь с Риксоном и миром падших ангелов значила для него много больше. И хотя мне не хотелось этого признавать, я чувствовала, что он жалел о решении архангелов сделать его моим хранителем. В конце концов, он хотел совсем другого.
Он хотел стать человеком.
Зазвонил мой сотовый телефон, вырывая меня из задумчивости. Звонила моя лучшая подруга Ви, но я предоставила автоответчику разобраться с ее звонком. Было немного стыдно, что это уже второй ее звонок, которого я избегаю за сегодня. В собственных глазах я оправдалась тем, что завтра первым делом повидаюсь с ней. Патча же я не увижу до завтрашнего вечера. Поэтому я планировала не упустить ни единой минуты общения с ним.
Патч прицелился и бросил мяч, кегли посыпались в разные стороны, и я почувствовала, как в животе запорхали бабочки, когда футболка у него на спине задралась и обнажила полоску кожи. Я точно знала, что на ощупь его тело гладкое и мускулистое. И спина у него тоже была гладкой и совершенной, даже несмотря на шрамы, на месте которых снова выросли крылья — крылья, которые ни я, ни любой другой человек не может видеть.
— Пять долларов на то, что ты не сможешь это повторить, — сказала я, вставая позади него.
Патч обернулся, улыбаясь.
— Мне твои деньги не нужны, Ангел.
— Эй, ребятки, аккуратнее, здесь ходят дети, — предупредил Риксон.
— Все три оставшиеся кегли, — поддразнила я Патча.
— Какой приз имеется в виду? — спросил он.
— Какого черта, — ругнулся Риксон. — Вы что, не можете дождаться, пока останетесь наедине?
Патч одарил меня улыбкой, а потом чуть откинулся назад, держа мяч перед грудью, опустил правое плечо, широко размахнулся и отправил мяч вперед с огромной силой. Раздался громкий стук — и оставшиеся три кегли повалились на бок.
— Ой-ой, теперь у тебя неприятности, милашка, — крикнул мне Риксон, перекрикивая болельщиков Патча, улюлюкавших и азартно хлопающих в ладоши.
Патч облокотился на стойку и выразительно приподнял брови, глядя на меня. Этот жест мог означать только одно: расплачивайся.
— Тебе повезло, — сказала я.
— Мне вот-вот повезет, — согласился он.
— Выбирайте приз, — буркнул старый владелец аттракциона, кряхтя и наклоняясь, чтобы поднять упавшие кегли.
— Вот этот фиолетовый медведь, — показал Патч и протянул мне свой трофей: плюшевый медведь невразумительного цвета.
— Это мне? — ахнула я и прижала руки к груди.
— Ты любишь бедняжек. В продуктовом ты всегда берешь помятые банки. Я заметил. — Он подцепил пальцем петельку для ремня на моих джинсах и притянул меня поближе к себе. — Давай-ка уберемся отсюда.
— Что это ты задумал? — спросила я, чувствуя, как внутри нарастает теплая волна возбуждения, потому что я точно знала, чтó было у него на уме.
— Поехали к тебе.
Я покачала головой.
— Не вариант. Мама дома. Но мы могли бы пойти к тебе, — подсказала я.
Мы были вместе два месяца, и я до сих пор не знала, где Патч живет. И не потому, что не пыталась узнать. Двух недель отношений уже было бы вполне достаточно, чтобы получить приглашение, особенно учитывая, что Патч живет один. Два месяца это чересчур. Я пыталась проявлять терпение, но любопытство не давало мне покоя. Я ничего не знала о личных, интимных деталях жизни Патча, вроде того, в какой цвет выкрашены стены у него дома, ручная у него открывашка для банок или электрическая, мылом какой марки он моется, хлопковые у него простыни или шелковые.
— Дай угадаю, — сказала я. — Ты живешь в секретном комплексе, который находится в шахте под городом.
— Ангел…
— Там грязная посуда в раковине? Грязное белье на полу? Это ведь куда более безопасное место, чем мой дом.
— Верно, но ответ все еще отрицательный.
— А Риксон у тебя бывал?
— Риксон должен знать.
— А я, значит, не тот, кто «должен знать»?
Он слегка дернул губой:
— В этом «должен знать» есть и темная сторона.
— Если ты мне покажешь, тебе придется меня убить, да? — догадалась я.
Он обнял меня двумя руками и поцеловал в лоб.
— Почти угадала. Когда у нас комендантский час?
— В десять. Завтра начинается летняя школа.
Да, школа. А еще мама с упорством, достойным лучшего применения, пытается вбить клин между мной и Патчем. Я могла бы с абсолютной уверенностью сказать, что комендантский час продлился бы до десяти тридцати, если бы я была с Ви, а не с Патчем. Я не могла винить маму в ее недоверии к Патчу — ведь одно время я и сама ему не доверяла, но было бы куда удобнее, если бы она время от времени ослабляла свою бдительность.
Например, сегодня. И потом, ведь со мной ничего не может случиться. Мой ангел-хранитель — вот он, в нескольких шагах от меня.
Патч посмотрел на часы.
— Что ж, тогда пора двигаться.
В 10.04 Патч развернулся перед нашим домом и припарковался у почтового ящика. Он выключил мотор и фары, и мы остались в темноте пригорода. Мы посидели так несколько минут, а потом он спросил:
— Ты чего такая тихая, Ангел?
Я мгновенно встрепенулась:
— Я тихая? Да нет. Просто задумалась.
Едва заметная улыбка изогнула губы Патча.
— Врушка. Что случилось?
— Тебя не проведешь, — с нажимом сказала я.
Его улыбка стала чуть заметнее.
— Да, меня не проведешь.
