— Какая квартира? — спросила я.
— Тридцать два. Верхняя справа.
Верхний этаж. Ну конечно… С чего я решила, что это будет легко?
Я протащила Скотта оба лестничных пролета на себе и, тяжело дыша и пошатываясь, ввалилась в его квартиру, в которой царил полный хаос. Огромное количество незнакомых мне и друг другу людей двигались и дергались под рэп настолько громкий, что я чувствовала, как мой мозг подпрыгивает и бьется о череп изнутри.
— Спальня там, дальше, — пробормотал Скотт мне на ухо.
Я протащила его сквозь толпу, открыла дверь в конце коридора и бросила Скотта на нижний матрас двухъярусной кровати в углу. В другом углу комнаты стоял небольшой стол, складная корзина с крышкой для одежды, гитара, на полу валялись гантели. Белые стены нуждались в покраске, их лаконично украшал постер «Крестного отца-3» и флажок «Патриотов Новой Англии».
— Моя комната, — сказал Скотт, заметив, что я осматриваюсь. — Чувствуй себя как дома.
— Спокойной ночи, Скотт.
Я уже закрывала дверь, когда он попросил:
— Можешь принести мне попить? Воды. Мне нужно смыть мерзкий привкус во рту.
Мне не терпелось как можно скорее покинуть это место, но я не могла справиться с растущим сочувствием к Скотту. Уйди я сейчас, и завтра он наверняка проснется в луже собственной рвоты. Пожалуй, стоит его умыть и принести аспирина.
Из гостиной, которая сейчас превратилась в танцпол, я попала в маленькую кухоньку и, протолкнувшись через плотный заслон тел при входе в нее, открыла и закрыла последовательно все шкафчики в поисках стакана. Над раковиной нашелся набор белых пластиковых чашек, и я налила в одну воды из-под крана. Развернулась, чтобы отнести воду, и мое сердце подпрыгнуло.
В нескольких шагах от меня стоял Патч, прислонившись спиной к шкафчику напротив холодильника. Он был один, вне толпы, козырек бейсболки был опущен на самые глаза. Всем своим видом он демонстрировал, что его не интересуют разговоры и общение. Его поза выражала нетерпение. Он то и дело поглядывал на часы.
У меня не было возможности обойти его и просочиться мимо него незамеченной, разве что перелететь по воздуху из кухни в гостиную. Кроме того, разве не должна я вести себя с ним, по крайней мере вежливо? Мы ведь оба достаточно взрослые и разумные люди, а значит, можем вести себя разумно.
Я облизала губы, которые внезапно стали сухими как песок, и подошла к нему.
— Развлекаешься?
Улыбка смягчила жесткое выражение его лица:
— Я могу придумать по крайней мере один более заманчивый вариант времяпрепровождения.
Это был намек, который я не собиралась понимать. Я залезла на кухонную стойку, уселась, свесив ноги.
— Останешься тут на всю ночь?
— Если мне придется остаться тут на всю ночь, пристрели меня сразу.
Я развела руками.
— Извини, пушки нет.
Он улыбнулся своей улыбкой плохого мальчика. Очень плохого.
— Это все, что тебя останавливает?
— Все равно выстрел не убьет тебя, — заметила я. — Одна из отрицательных сторон бессмертия.
Он кивнул и снова улыбнулся:
— Но ты бы сделала это, если бы могла?
Я помедлила, прежде чем ответить.
— Я не ненавижу тебя Патч. Пока что.
— Возможно, ненависть — это недостаточно глубокое чувство? — предположил он. — Может быть, ты испытываешь что-нибудь еще более сильное, чем ненависть.
Я улыбнулась, но слегка, не разжимая губ.
Мы, кажется, оба понимали, что из этого разговора не выйдет ничего хорошего, особенно здесь, и Патч спас нас обоих, махнув кепкой в сторону толпы, беснующейся за нашими спинами.
— А ты? Надолго остаешься?
Я спрыгнула со стойки.
— Нет. Отнесу Скотту воды и жидкость для полоскания рта, если найду. А потом сваливаю.
Он поймал мой локоть.
— Вот как. Меня бы ты пристрелила, но торопишься вылечить похмелье Скотта?
— Скотт не разбивал мне сердца.
Несколько секунд прошли в молчании, после чего Патч сказал хриплым голосом:
— Пойдем.
Он смотрел на меня так, что ошибиться в том, что он имеет в виду, было невозможно: он хотел, чтобы я сбежала с ним. Забыла про архангелов. Не думала о том, что в конце концов они найдут его.
Но я не могла не думать о том, что они сделают с ним; при одной мысли об этом меня сковывал ледяной ужас. Патч никогда не рассказывал мне, каков ад. Но он знал. И то, что он мне о нем не рассказывал, само по себе говорило очень о многом. Я старалась смотреть мимо него:
— Я обещала Скотту принести воды.
— Ты многовато времени проводишь с парнем, которого я бы назвал темным, а учитывая мои стандарты, от меня такой титул заполучить не просто.
— Типа рыбак рыбака видит издалека?
— Рад, что ты не утратила чувства юмора, но я серьезно. Будь осторожна.
Я кивнула.
— Спасибо за заботу, но я знаю, что делаю.
Я обошла Патча и стала пробираться сквозь толпу танцующих в гостиной. Мне нужно было уйти подальше. Стоять рядом с ним и чувствовать, насколько прочна и непреодолима эта стена льда между нами, было для меня чересчур. Знать, что мы оба хотим того, что не можем получить, хотя находимся на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
Кто-то схватил меня за бретельку топика сзади. Я обернулась, ожидая увидеть Патча, который недоговорил и все еще жаждет поделиться со мной своим мнением. Или, что еще ужаснее, хочет поцеловать меня. Но это был Скотт, бессмысленно и лениво ухмыляющийся. Он убрал волосы с моего лица и неожиданно приник к моим губам. Судя по всему, он успел за это время прополоскать рот и почистить зубы.
Поначалу я пыталась вырываться, а потом поняла, что мне все равно, смотрит ли Патч. Я не делала ничего такого, чего он уже бы не сделал. У меня было такое же право жить дальше, как у него. Он заполнял пустоту в сердце с помощью Марси; что ж, теперь была моя очередь, и Скотт весьма удачно подвернулся мне под руку.
Мои ладони скользнули по груди Скотта и обвили его шею. Он понял намек и притянул меня ближе, гладя по спине. Вот, значит, как это — целоваться с кем-то другим. Патч всегда был очень неспешен, даже медлителен, уверен и настойчив. Скотт же был игривым, жадным и слегка неловким. Это было совершенно иначе, ново и… и это было не плохо.
— Моя комната, — шепнул Скотт мне на ухо, сплетая свои пальцы с моими и утаскивая меня в коридор.
Я глянула туда, где в последний раз видела Патча. Наши глаза встретились. Его рука застыла на затылке, будто он очень глубоко задумался, глядя на то, как я целуюсь со Скоттом. «Вот каково это», — мысленно сказала я ему. Только мне не стало лучше, когда я это сказала. Было грустно, я чувствовала себя подлой и не испытывала никакого удовлетворения от своей мести. Я никогда не любила грязные игры и дешевые трюки и не использовала их для того, чтобы поднять самооценку. Но боль, сжигающая меня, была очень свежа, и поэтому я позволила Скотту тащить себя за руку по коридору.
