Чезаре Гарсия?
Клотильда отлично помнила человека, который расследовал трагедию, случившуюся с ее семьей. Чезаре Гарсия был спокойным, добродушным и очень деликатным человеком. Он задавал ей вопросы в больнице, и в его голосе звучало искреннее сочувствие. Их разговор в отделении скорой помощи в Балани продлился три часа, Гарсия сидел на стуле и то и дело промокал лоб и шею бумажной салфеткой.
Не забыла Клотильда и его дочь Аурелию, она входила в их маленькую «банду» и все время ныла или брюзжала.
– Нет, – ответила она. – Вряд ли. Червоне Спинелло обмолвился, что Гарсия вышел в отставку.
– Верно… Несколько лет назад. Полагаю, вы его помните. Людей такого телосложения не забывают. Он мог бы стать гениальным нападающим, незаменимым в схватке, если бы эти тупицы-корсиканцы знали, что бывают мячи овальной формы!
[55] Теперь он толстеет на десять кило в год.
Жандарм подошел вплотную к Клотильде.
Крылья бабочки трепетали, словно она опасалась красивого, но плотоядного растения.
– Вы должны повидать его, мадемуазель Идрисси.
В ее глазах отразилось непонимание.
– Он живет в Каленцане. Это важно, мадемуазель Идрисси. Он много чего рассказал мне о той давней аварии, прежде чем покинул бригаду, потому что еще много лет назад искал концы. Он намного хитрее, чем о нем думают, и у него, как бы это выразиться… есть…
– Да говорите же! – Клотильда впервые повысила голос.
Бабочка улетела.
– У него есть теория.
11
Он открыл тетрадь.
Поморщился – читать будет неприятно.
Но придется.
Чтобы подогреть ненависть.
* * *
Воскресенье, 13 августа 1989,
седьмой день каникул,
темно-синее небо
Сегодня бал.
Предупреждаю – я его королева!
Сижу на пляже, чуть на отшибе, в тени, с книгой на коленях.
Итак…
Балом я называю танцульки в кемпинге: три гирлянды плюс большой магнитофон отца Германа на пластиковом стуле. Николя привез из Парижа кассеты со шлягерами 50-х, записанными прямо с радио (в перерывах слышны реклама и отбивки).
И вот еще что, мой читатель из будущего: надеюсь, вы никогда не услышите один шлягер того лета, он исчезнет из памяти людей так же быстро, как завоевал их мозги.
Я имею в виду безумную мелодию – ламбаду.
Не просто песню, но еще и танец, во время которого партнер сует бедро между ног своей дамы. Касается ее… ну, вы понимаете.
Именно так, я не вру!
Если кто-нибудь попробует так со мной…
Честно говоря, риска никакого. Ни один мой ровесник не соблазнится… карлицей. Вот я и сижу на песочке в наряде колдуньи и читаю «Опасные связи».
Версия для кемпинга.
Мимо прошел Базиль Спинелло и велел сделать музыку потише.
– Сейчас, папа, – ответил его сынок-подхалим Червоне.
Я согласна с Базилем.
Музыка загрязняет окружающую среду. Она вылетает в мир и пачкает его, как жирные обертки, окурки или куски гипса на стройплощадке комплекса «Скала и Море». Нужно пользоваться плеером и наушниками, иначе оскорбляешь красоту мира, а это недопустимо.
Красоту нужно ценить.
В одиночку.
Красота есть тайна, недопустимо осквернять ее болтовней.
Для меня Корсика олицетворяет красоту…
Ее следует любить и… оставить в покое.
Базиль это понял.
Дедуля Кассаню тоже.
А может, и папа.
Не успел Базиль уйти, как его сынуля прибавил звук.
Ты ламбадишь, мы ламбадим, вы ламбадите…
В одном ритме.
Пятнадцать подростков.
Которые слыхом не слыхивали ни о Мано, ни о «Нирване», и меня бесит, что через год или два они скажут: «Это гениально!» – потому что все будут считать их музыку гениальной!
Мой дневник лежит поверх «Опасных связей», но этого никто не видит, так можно писать без помех. Я решила, что сегодня представлю вам всю кодлу. Сделать это непросто, поэтому будет правильно обозначить каждого одной буквой.
Начну с моего брата Николя, сидящего на корточках возле стула с магнитофоном. Он красавчик в стиле Вальмона, очень милый и дружелюбный, поэтому пользуется бешеным успехом у девчонок. У меня есть теория: если любишь всех – не любишь никого. Мой старший брат влюбляется во всех девушек планеты с искренностью несчастного ангела, не способного любить одну.
Николя – это Н.
Рядом с ним девчонка, балдеет от Billie Jean
[56]. Это Мария-Кьяра. Детально я опишу ее позже – маленькая кокетка заслуживает отдельной главы. Сейчас скажу одно: она похожа на маркизу де Мертей, куртизанку, которая всеми манипулирует. Я терпеть не могу Марию-Кьяру, понадобилась бы целая ночь без сна, чтобы объяснить насколько.
Мария-Къяра будет М.
Та, что танцует не в такт, сама с собой, – одинокая, как я, но не умеющая это скрыть, наш унылый дятел Аурелия Гарсия. Дочь жандарма, ух ты, музыка гремит, ох ты, я позвоню папе, о-ля-ля ламбада, божебоже, уй-я, мальчишки, о нет, о нет, о нет… Она чешет брови и глупо скалится – должно быть, мечтает о прекрасном принце, который увидит звездочки в отблеске ее брекетов… Удачи, старушка!
Аурелия – это А.
Других девчонок зовут Вера, Канди, Катя, Патрисия, Тесс, Стеф, но они не важны, так что перейду к парням – во всяком случае, к тем, кто вдохновляет меня на злобные высказывания. Другие – Филипп, Людо, Магнус, Ларс, Тино, Эстефан – нормальные, то есть славные, любят пиво и грязные шуточки, ухлестывают за девчонками. Нормальными девчонками.
Из этого следует, что меня они в упор не видят.
Блондинчик Эстефан носит хвостик, у него южный акцент, он мечтает выучиться на врача и завербоваться в Эфиопию. Магнус хочет снять четвертый эпизод «Звездных войн». Филипп твердо намерен взойти на борт «Колумбии»
[57] и стартовать в космос с мыса Канаверал. Описывать правильных скучно, так что перейдем к плохишам.
Червоне Спинелло убеждает моего брата сделать музыку еще громче. «Не бери в голову, Николя, отец ничего не скажет!» Я вам уже рассказывала об этом кретине, он уверен, что однажды будет управлять кемпингом, вот и ведет себя как дофин. Внимание: дофин, а не дельфин, старший сын короля, наследник престола. Неумеха, педант и придурок.