Я расстегиваю «молнию» до самых ступней и встаю, придерживая хвост, чтобы он не распахивался, обнажая мои ноги, иначе меня могут арестовать за неприличное поведение. Теперь, когда мои ноги не скованы, я чувствую себя немного лучше.
– Я правда упала в обморок?
Роджерс тоже встает.
– Свалилась, как подкошенная, – отвечает он. – Но не волнуйся. Дети решили, что это часть номера. Ты сегодня обедала?
Качаю головой.
– Слишком жарко.
– Пошли, – говорит он, опуская руку мне на плечо, – тебе нужно уйти с солнца.
По пути обратно в офис мы встречаем двух клоунов и жонглера, все они наняты в местной фирме, занимающейся организацией праздников. Я знаю, что где-то поблизости ходит Доу, переодетый волшебником, показывает карточные фокусы в окружении множества восторженных детей.
А люди все прибывают: столько людей, что поневоле задумаешься, как все они могут существовать, как может быть в мире столько разных жизненных историй, нужд и разочарований?
Глядя на очередь к аттракциону под названием «Доска» и на «Кружащегося Дервиша» (он несет своих пассажиров по эллипсам, выдавая звуковую волну, которая гаснет, достигнув своего пика), я со всей отчетливостью осознаю: все эти поиски, репортажи в новостях, ежедневные обновления на сайте – все это бесполезно.
Мэдлин Сноу ушла навсегда.
Я нахожу Элис в офисе, теперь ее очередь охлаждаться под кондиционером. К счастью, Донны здесь нет. Телефон все звонит и звонит, но после четырех гудков умолкает, и включается автоответчик. «Доброго дня, и добро пожаловать в ФэнЛэнд. Роджерс настаивает, чтобы я выпила три стакана ледяной воды и съела половину сэндвича с индейкой, прежде чем снова выходить на улицу.
– Постарайся добраться домой без происшествий, – говорит он, возвышаясь надо мной и глядя так, будто одной силой своего взгляда может заставить меня быстрее переварить свой сэндвич.
– Но ты же вернешься к фейерверку, да? – спрашивает Элис.
Она закинула ноги прямо в обуви на стол, и в маленькой комнате пахнет так себе. Пожимая плечами, она объясняет, что работала на «Кобре», и когда одна девочка слезла с аттракциона, ее вырвало прямо на туфли Элис.
– Я вернусь, – обещаю я. В честь праздника парк сегодня работает дольше обычного. Мы будем открыты до десяти вечера, а фейерверк будет в девять. Я начинаю нервничать. Осталось всего несколько часов. – Конечно, я вернусь.
Сегодня мы вместе с Дарой разбудим зверя. Сегодня мы запустим «Врата» и взлетим прямо к звездам.
Дара, 22 февраля
Мы с Арианой ходили в «Лофт» тусоваться с Пи Джеем и Тайсоном, и она провела всю ночь, засовывая Тайсону в глотку свой язык, а еще пыталась уговорить нас искупаться голышом, хотя на улице было градусов пятьдесят. Там был еще один парень, хозяин клуба на побережье, который называется «Бимерс». Он даже принес шампанское, настоящее. Весь вечер он убеждал меня, что я могла бы стать моделью, пока я не сказала ему прекратить вливать мне в уши это дерьмо. Модели ростом по десять футов. Но все равно он такой классный. Староват немного. Но классный.
Он сказал, что если мне когда-нибудь потребуется работа, я могу устроиться к нему официанткой и с легкостью зарабатывать две или три сотни в день (!). Это определенно лучше, чем нянчиться с Йеном Салливаном, не позволяя ему засовывать кота в микроволновку или поджигать спичками гусениц. Клянусь, этот паренек станет серийным убийцей, когда вырастет.
Пи Джей был в плохом настроении, потому что планировал достать грибы, но тот парень, похоже, слился. Вместо этого мы просто пили шампанское Андре и еще какую-то гадость, которую одна девчонка привезла из Франции. На вкус похоже одновременно на ликер и протирочный спирт. Знаю, доктор Лизни снова сказал бы, что я пыталась спрятаться от собственных чувств, и вот что я на это отвечу: не помогло. Всю ночь я думала о Паркере. Какого черта он ведет себя так, словно я внезапно заразилась каким-то жутким вирусом? Не горячо и не холодно, скорее равнодушно и прохладно.
Я продолжаю складывать в голове пазл, вспоминая все его намеки и оговорки за последние пару недель, и внезапно наступает момент просветления. Я была чертовой идиоткой все это время.
Паркер любит другую.
Ник, 20:00
Я встречаюсь с родителями прямо у «Серджио», потому что оба они приедут туда с работы. Понятия не имею, как Дара планирует туда добираться, но когда я забегаю переодеться, ее дома нет. Кондиционер включен на всю мощность, а света нигде нет. Но дом старый, и наряду со своими трещинами и таинственными звуками у него есть и собственная внутренняя температура, которая сегодня установилась, похоже, в районе восьмидесяти градусов.
Я принимаю прохладный душ, вздрагивая, когда вода попадает мне на спину, и надеваю самую легкую вещь, которая у меня есть. Это льняное платье, которое Дара просто ненавидит. Она всегда говорит, что, когда я в нем, создается впечатление, будто я собираюсь на свадьбу или что я девственница, которую должны принести в жертву.
«Серджио» расположен всего в десяти минутах ходьбы. Ну, или пятнадцати, если идти медленно, как я, пытаясь не вспотеть. Я обхожу дом и пересекаю задний двор, бросив, как обычно, взгляд на дубовое дерево и втайне надеясь увидеть красную футболку в ветвях, секретный знак от Паркера. Но на толстых ветвях лишь густая масса листвы, отливающая в лучах вечернего солнца изумрудным. Я ныряю в заросли деревьев, которые отделяют наш участок от соседского. Очевидно, Дара проходила здесь не так давно, потому что трава примята и кое-где вдоль тропинки обломаны ветки деревьев.
Выхожу на Олд Хикори Лейн в двух домах от Паркера. После коротких раздумий я решаю зайти и узнать, как у него дела. Отлынивать от работы – это совсем не похоже на Паркера. Его машина стоит на подъездной дорожке, но в доме тихо, и я не знаю, дома ли он. Занавески на его окнах (цвета морской волны в полосочку, те самые, которые он выбрал в возрасте шести лет) задернуты. Я нажимаю на звонок. Делаю это впервые в жизни, и, если честно, раньше я и не замечала, что у Паркера есть дверной звонок. Я жду, скрещивая руки и снова опуская их, ненавидя себя за то, что внезапно начинаю так нервничать.
Мне кажется, что наверху занавески Паркера подрагивают. Я делаю шаг назад и вытягиваю шею, чтобы разглядеть получше. Так и есть, занавески слегка колышутся. Теперь я уверена, что наверху кто-то есть.
Я складываю руки рупором у рта и кричу ему, как в детстве, когда хотела позвать его на улицу поиграть в стикбол или когда нам нужен был третий, чтобы попрыгать через двойную скакалку. Но на этот раз шторы остаются неподвижными. Никто не выглядывает в окно. В конце концов мне приходится развернуться и отправиться восвояси, испытывая какой-то дискомфорт (без каких-либо причин), словно кто-то следит за мной, наблюдает, как я шагаю по улице. Один раз я резко оборачиваюсь на углу, и, могу поклясться, занавески снова колышутся, словно кто-то только что их задернул.
