– Он был в форме?
– Кажется, да. Определенно в форме.
– Вы сказали, уже стемнело. При этом безошибочно узнали человека на расстоянии. Полагаю, оно было немаленькое, если он не видел вас.
– Звучит, наверное, нелепо, – согласился помощник начальника штаба. – Но я уверен, что это был Ольховский. Вышла луна, он стоял в профиль. Вы считаете, товарищ майор, что я не узнаю человека, с которым работаю бок о бок в течение четырех суток?
– Хорошо, Павел Юрьевич. Все, что вы сказали, мы обязательно проверим. Не надо никому болтать о том, что вы знаете, уяснили? Честь имею. – Майор козырнул.
Когда Никита выехал на Замковую улицу, было четыре часа пополудни. Сбежались тучи, плыли на запад упитанными дирижаблями.
Капитан Ольховский размашисто шагал по правой обочине, заменяющей тротуар. Попович сбросил скорость, подъехал к нему. Тот был погружен в себя, ничего не замечал.
– Покидаете расположение части, товарищ капитан? – поинтересовался Никита.
Ольховский резко повернул голову, остановился. Рядом с ним находился вырез в правом борту «газика», заменяющий дверь.
– Покидаю, товарищ майор.
– На отдых направляетесь, на съемную квартиру? Давайте подвезу. Вас куда доставить, в Бронный переулок или в Тракторный?
Капитан удивленно поднял брови. Попович пристально наблюдал за его лицом. Агент сейчас выдал бы себя мимолетной паникой, легким беспокойством или чем-то еще. Но на скуластом лице Ольховского запечатлелась только досада. Мол, лезешь в мои личные дела.
– Поясните, товарищ майор. – Голос его тоже не дрогнул.
– Вас видели вечером в Тракторном переулке. Вы входили в строение под номером четыре. Хотя живете в Бронном.
– И что с того?
– В этом нет ничего необычного?
– Думаю, нет. – Капитан помешкал, покачал головой.
– Тогда садитесь. Довезу туда, куда скажете, если объяснитесь. Мне, собственно, плевать, где шатаются офицеры штаба в свободное от службы время, но лучше все же разобраться.
Ольховский придержал планшет, болтающийся на портупее, опустился на пассажирское сиденье. Никита внимательно смотрел ему в глаза и не спешил продолжать движение.
– Игорь Николаевич, если не ошибаюсь?
– А вы Никита Андреевич? – Ольховский смотрел на него угрюмо, но в целом вполне спокойно. – Я даже знаю, кто меня видел, – проворчал он. – Сначала показалось, что ошибаюсь, но нет, он самый. Капитан Квашнин, угадал? Мерцало там что-то похожее за кустом черноплодной рябины. Шел к себе на хату, а тут такая встреча. Не стал я его смущать. Ну, увидел, с кем не бывает. Не жалуюсь на нехватку наблюдательности. Так и думал, что он сразу кинется вам докладывать.
– Считаете, он сделал неправильно? – Никита немного напрягся.
Что будет делать настоящий вражеский агент, если почувствует угрозу своей безопасности?
– Я так не думаю. Капитан Квашнин все сделал правильно. По адресу Тракторный переулок, четыре проживает одинокая женщина, с которой у меня уже три вечера… – Капитан помедлил, подумал, как бы выразиться поизящнее. – Назовем эти отношения лирико-романтическими. – Тут ему самому стало смешно, он еле сдержал улыбку.
– И как зовут эту даму?
– Ее зовут Тамара Никаноровна Чеботарь, – сообщил оглушительную новость Ольховский. – Не исключаю, что вы уже знакомы. Она временно исполняет обязанности председателя горсовета. А если нет, то обязательно познакомитесь.
– И как же вас так угораздило, Игорь Николаевич? – спросил Никита.
Впрочем, почему бы нет? Женщина на работе и в постели – две большие разницы. Тамара Никаноровна – дама в соку, к ней вполне подходит понятие «женственная». Она даже в некотором роде миловидна. Пусть не во вкусе майора Поповича, но все женщины и не обязаны быть таковыми.
– Насмехаться будете? – проворчал Ольховский. – Уставы запрещают нам встречаться с женщинами в свободное от службы время? Проверяйте, я не возражаю. Идея о том, что я агент, а она – связная абвера, настолько, знаете ли, умилительна, что просто молчу. Решать, конечно, вам, Никита Андреевич, но задумайтесь, стал бы так тупо действовать фашистский агент? В форме, почти не скрываясь. Мы возвращались с левого берега Земана, на мосту сломалась машина, подъехали к гаражу, что на Троицкой, чтобы попросить нужную деталь. Там оказалась эта женщина, ругалась на завгара. Послушайте, товарищ майор. – Ольховский раздраженно скрипнул зубами. – Я должен объяснять, как это происходит между мужчиной и женщиной? В каком месте проскакивает искра зажигания? Она одинокая, я тоже. Скоро поеду на фронт.
– Но я должен был спросить, – пробормотал Никита, отжимая педаль сцепления.
В груди у него что-то клокотало, особенно когда он представил себе эту самую искру.
– Так куда едем, Игорь Николаевич?
– На Троицкую, – буркнул Ольховский. – Присмотреть помещения для интендантской службы. Надеюсь, вам туда же.
Дорога была недолгая, впрочем, ее значительно удлиняли рытвины и колдобины. «Газик», фырча и сотрясаясь, объезжал препятствия.
– Вы мрачноватый субъект, Игорь Николаевич, – заметил Никита. – Это натура такая или есть причины?
– Это допрос? – Ольховский покосился на него.
– Это вопрос.
Капитан пару минут молчал.
Машина приближалась к перекрестку с Троицкой. За кустами в лучах солнца, уходящего в закат, поблескивал Земан. Погода баловала, дожди шли на востоке, а к Злотову тучи подходили, уже растеряв свою дождевую тяжесть.
– Вы все равно узнаете, – сказал Ольховский. – В тридцать девятом я проходил службу в Одесской области, имел то же звание капитана, занимал должность начальника штаба стрелкового батальона. Был арестован по ложному доносу, якобы за участие в какой-то группе офицеров, собирающейся убить товарища Сталина. Вы неглупый человек, Никита Андреевич, знаете, какой шквал ложных доносов был в то время. Старший лейтенант Латышевский, начальник связи батальона, метил на мое место. Меня месяц таскали на допросы, подвергали психологическому и физическому воздействию, предлагали подписать форменную чушь. Пока я сидел, потерял семью. Жена с маленьким сыном сбежала в Сибирь с майором-интендантом. Потом случилось чудо. Следователя арестовали, меня выпустили, сообщив, что товарищ перегнул палку. Перевод в другую часть, служба в Армянске. Опять женился, в сорок первом родилась дочка Анюта. Мы обороняли Перекоп в сентябре, я служил в стрелковой дивизии полковника Титова. Обороняли от танковых колонн Турецкий вал, Армянск, откатывались по степи к Севастополю. Это было тяжелое время, Никита Андреевич. Я снова потерял семью. Они погибли под бомбежкой у Константиновской бухты, когда пытались сесть на паром. Мы дрались в окружении, попали в плен, бежали. Снова унизительная проверка. Я должен был доказать товарищам следователям, что не сам попросился в плен, а меня забрали, контуженого и без боеприпасов. Повезло, что люди видели. – Он замолчал, больше не вымолвил ни слова.
