– Ну и что, товарищ майор? – зашептал он. – В самолете только экипаж, всего четыре рожи. Посты они не выставляли, сразу собирались улизнуть, да не срослось. Нам же спокойнее будет. Захватим самолет, займем позиции. Мои парни переоденутся в их униформу. Будем спокойно ждать и не дергаться.
– Тебя как зовут, лейтенант?
– М-м… Леха.
– Замечательный план, Леха. Кабы не одно «но». У них рация в самолете. Они поддерживают связь со своими, сидящими в болотах. Не знаю, как именно. Скорее всего, защищенная частота. Слышал писк? Захватим самолет, своими не прикинемся, соображаешь?
– Ну, в общем, да, – признал Родимов. – Виноват, не подумал.
– Сразу не улетят. Им нужно снять маскировку. Не поднимутся с этими лохмотьями. Раз не убираются, значит, ждут, знают, что диверсанты придут. Они могут появиться тут в любой момент. Мы сиднем сидеть не можем. Моя группа вернется в Злотов. За спиной у нас овраг. Отправь туда человека с рацией, пусть остается на связи. Сухой паек у вас есть. Будьте осторожны. Займите позиции в лесу и на поле, установите ручной пулемет. Рытвин и канав там хватает. Появятся фрицы, отсекайте огнем. Параллельно ликвидировать экипаж. Диверсантов можно валить, но в людей в штатском приказываю не стрелять! Это важно, Леха. Брать живыми. Подкрепления не жди, у тебя достаточно людей. Фрицев вдвое меньше.
– Да, я понял, – сказал лейтенант. – Значит, бросаете нас, товарищ майор?
– Вы это переживете, – заявил Попович. – Все, лейтенант, счастливо оставаться. И не спите тут!
Он сделал знак своим. Те начали отползать, потом поднялись, ступили на утоптанную тропу. Четыре километра по лесу, два по полю до машины, потом еще трястись по дороге – ерунда для тренированных организмов.
Они вернулись в город в начале седьмого, дико уставшие, потные. Памятуя о недавнем нападении, не выпускали автоматы из рук. В здании было пусто, разительный контраст с утренней суматохой.
Офицеры затащили рацию в кабинет, заперлись там. Тетерин тут же принялся ее настраивать, связался с человеком Родимова. У самолета все было тихо. Экипаж, как выразился радист, вел себя правильно, глубоко в лес не совался, сидел спокойно в самолете. Пулеметчик и два бойца с фонарями, это на случай ночного столкновения, проползли по канавам на поле и заняли выгодную позицию.
– Спокойной вам ночи, мужики, – проговорил Тетерин. – Да не спите, а то вдруг поймете буквально.
«Пара таких спокойных ночей, и мы всем составом пойдем под трибунал», – подумал Попович.
Дорофеев отправился в столовую добывать еду.
Никита связался с Мосиным, описал ситуацию.
– Хоть какие-то подвижки, – проворчал тот. – Помни, Штеллер должен быть наш. Не спите, майор. Чем вы там занимаетесь?
– Уставы учим, – пошутил Никита.
– Лучше бы молитвы учили, – тоже пошутил полковник, но как-то зловеще, и сразу сменил тему: – Куприянцеву видел?
– Видел, товарищ подполковник, – Никита вздохнул.
Полковник хохотнул и заявил:
– Хороша Маша, да не наша, да, Никита? А ведь она, заметь, не просто нарядная вывеска. На счету у Зинаиды куча уничтоженных объектов. Однажды в тылу противника она села на поле, чтобы забрать своих подруг из сбитого самолета. Все у нее вышло, улетела у немцев из-под носа. Ну, бывай, майор. До встречи. Лишь бы не на скамье трибунала.
«Нас разные коллегии будут судить», – хотел сказать Попович, но прикусил язык.
Всяким вольностям есть рамки.
В десятом часу вечера Попович вышел из кабинета, спустился вниз, глянул с лестницы в вестибюль. В каморке дежурного поблескивал огонек. Никита поколебался и зашагал по коридору. Из-под двери майора Гапонова пробивался свет.
Майор спустился в подвал. Часовой оторвался от стены, сделал вид, что не дремал.
– Камеру Меркушиной открой, – проворчал Попович.
Солдат с готовностью забренчал ключами и спросил:
– Вы ее уводите, товарищ майор?
– Не сегодня. Открывай, говорю. Жди в конце коридора. Ты один на посту?
– Так точно! Нас было двое, но майор Гапонов приказал сократить количество караульных. Второй теперь дежурит на улице.
Потрясающе. Практически любой человек, обладающий определенными навыками, может войти в здание, спуститься в подвал и делать там все, что ему заблагорассудится. Эти двое разве помеха?
Он дождался, пока отопрут дверь, встал на пороге.
– Добрый вечер, гражданка Меркушина. Хорошо, что вы еще не спите.
Он покосился на уходящего часового и изменился в лице. Майор контрразведки СМЕРШ не мог заставить себя ненавидеть эту женщину. Особенно после того, как она спасла ему жизнь.
Он ловил себя на мысли о том, что хочет увидеть заблудшую овечку, и даже явление героической красавицы Куприянцевой не пошатнуло это желание. Доброхоты скоро все поймут, настучат куда следует, и тогда майору контрразведки мало не покажется.
Она привстала с нар. Глаза запавшие, волосы собраны на затылке. Юбка, сапоги, гимнастерка без ремня и знаков различия. Даша сутулилась, руки ее висели, взгляд был неживой.
Впрочем, обнаружив, кого именно принесла нелегкая, она позволила себе улыбнуться и прошептала:
– Добрый вечер, Никита Андреевич. Вы, наверное, единственный человек, которого я рада видеть. Больше никого не осталось, увы.
– А приди за вами немецкие диверсанты, чтобы увести к хозяевам, неужто не обрадовались бы? – спросил Попович.
Она еще сильнее побледнела, помотала головой.
– Уже нет. Я совершила огромную ошибку, Никита Андреевич. Не знаю, как быть дальше. Наверное, лучше не жить. – Она помедлила. – Приговорят к расстрелу, плакать не буду. Дадут срок – отсижу. Но не уверена, что смогу жить в советском государстве, которое постоянно применяет насилие к своему населению.
– Вы хотите, чтобы я ушел?
– Нет, проходите, присаживайтесь.
– Хорошо, и вы садитесь.
Они сидели на пионерском расстоянии друг от друга, оба невеселые, испытывали какую-то глупую неловкость. Женщина нервно мяла кисти рук с выпирающими костяшками.
– Вы плохо выглядите, Дарья Алексеевна.
– Это не курорт, Никита Андреевич. Сижу и жду решения своей участи. Вы тоже в прошлый раз выглядели лучше. Даже грязный и немного испуганный. – Она улыбнулась.
Он тоже не сдержал улыбку и спросил:
– Вас не обижают?
– Нет.
– Кормят?
– Кормят.
«Содержательный у нас разговор», – подумал Никита.
– Немецкие диверсанты выкрали Штеллера. Вы в курсе?
Она испугалась, втянула голову в плечи. Нет, женщина не играла.
