Заскрипела дверь на краю коридора. Он подлетел, бросил руку на кобуру, застыл на полусогнутых.
Пришел этот поганец! Не дурак, соображал, что что-то нечисто, но не стал упускать возможность. Имел причины? Свои взгреют, допусти он неудачу со Штеллером?
Попович бесшумно извлек пистолет. Патрон был уже в стволе. Снова заскрипела дверь, теперь уже сильнее.
Он ставил себя на место крота. Что тот должен делать? Спуститься в подвал, постучать. Откроется окошко – выстрелить в «привратника» из пистолета с глушителем. Если повезет, то можно попасть и во второго, стоящего дальше по коридору. Затем открыть своим ключом, который у агента наверняка есть, войти и забрать отсюда Штеллера. Отчаянный малый, если решился действовать в одиночку.
Майор почти не дышал. Он слышал вкрадчивые шаги. Кто-то шел по пустому коридору и наверняка удивлялся отсутствию охраны. Самое время сделать ноги, но этот тип идет. Значит, на что-то надеется. Или на кого-то?
Звуки шагов приближались. Никита на цыпочках отступил за дверь. Человек остановился, видно, колебался. Знал, что здесь сидит его связная? Но ведь он должен быть в курсе, что всех отсюда увели.
После паузы крот отправился дальше. Миновал еще одну дверь, вошел в камеру к Эрдману.
У Никиты велик был соблазн броситься на него. Но ведь поймет, прикроется Эрдманом, и тогда все в тумане.
Крот вошел в камеру, потряс спящего Эрдмана, схватил его за шиворот, вытащил в коридор. Никита слышал, как оба ахнули. Агент свирепо выругался по-немецки. Не этого парня он хотел увидеть!
Но делать нечего. Крот погнал арестанта по коридору к сортиру, словно чувствовал, что та дверь тоже открыта. Поступок понятен. Будет кем прикрыться!
Через мгновение они убрались из коридора. Сейчас крот наверняка стоял за углом и ждал, чтобы пальнуть из пистолета.
Дверь камеры отворилась без скрипа. Никита выскользнул в коридор, бесшумно побежал в противоположную сторону. Входная дверь была открыта. Он взлетел по ступеням, пронесся по коридору мимо кабинета Гапонова, в котором под дверью продолжал блистать огонек. Направо, под лестницу, дверь черного хода.
Майор вылетел в ночь, сориентировался в пространстве и заскользил направо, к углу здания. Они не должны еще уйти. Не так уж много времени он потратил.
Попович высунулся за угол. Так и есть! «Виллис» стоял на этой стороне, между сквером и торцом дома. Часовые здесь ходят редко.
«А ведь есть еще один выезд на Троицкую – через сквер!» – мелькнула мысль.
Мужчина в советской офицерской форме пытался затащить Эрдмана в машину. Тот суетился, вроде и рад был, но совершал какие-то глупые бестолковые движения. Вся сцена освещалась лишь луной, решившей выглянуть из-за облака.
– Ольховский, ни с места, вы окружены! – Левая рука Никиты скользнула в боковой карман и выхватила компактный «браунинг», любимую палочку-выручалочку.
В правой он сжимал табельный «ТТ».
Заместитель начальника штаба злобно зашипел, открыл огонь из пистолета с глушителем. Свободной рукой он схватил за шиворот Эрдмана, прижал к себе. Немец испуганно визжал, вырывался и вдруг задергался, захаркал кровью. Крот выстрелил ему в спину.
Теперь плевать! Никита выпрыгнул из-за угла, понесся вперед. Он что-то кричал, стрелял по-македонски, с вытянутых рук, из двух пистолетов одновременно. Споткнулся, извел обе обоймы, но так и не попал.
Ольховский отшвырнул от себя мертвого Эрдмана, бил по майору из второго пистолета, теперь без глушителя. Никита покатился в кусты, испытывая ослепительную боль. В том месте был только кустарник, до деревьев далеко. Он оказался под низко стелющимися ветками, провалился в ямку.
У Ольховского кончились патроны, он выхватил из кармана запасную обойму для «ТТ», но вставить не успел. За углом уже топали люди. Луна пока не скрылась. Она оказалась неважной лампочкой, но все же.
Из-за угла вылетели два красноармейца с карабинами. Это были часовые. С ними всклокоченный лейтенант Орешкин, командир взвода, охраняющего местные органы власти. Бойцы дергали затворы карабинов, ошалело вертели головами.
– Орешкин, огонь по Ольховскому, это враг! – заорал Попович, насилу выпутываясь из объятий кустарника.
– Да неужели? – звонко выкрикнул молодой лейтенант и засмеялся.
Майор похолодел. Никто опомниться не успел, как загремели выстрелы. Орешкин бил из табельного пистолета, но отнюдь не в Ольховского. Оба солдата караульного взвода со стонами осели на землю. Так вот почему не побоялся прийти сюда Ольховский. Прикрывали его!
Тот приободрился, поднял карабин, выпавший из рук солдата.
Снова раздался шум, из-за угла со стороны парадного входа вылетели как ошпаренные рядовые Мухин и Ковтун. Эти и подавно не разобрались в ситуации, когда по ним открыли огонь люди в офицерских погонах. Но проворства ребятам было не занимать. Они увернулись от пуль и покатились обратно за угол. При этом Ковтун обронил автомат.
Орешкин с Ольховским снова долбили по кустарнику. Но майора контрразведки там уже не было. Он вырвался, порвал мундир, откатился к деревьям. «ТТ» остался в руке. Майор лежал на спине и пытался вытащить из брюк запасную обойму.
Распахнулась подвальная дверь в торцевой части здания, раздался бычий рык майора Гапонова. А ведь Никита на него грешным делом думал. Прогремела очередь.
– А ну, прекратить! – проорал Гапонов. – Какого хрена тут происходит?!
Эти двое были неплохие танцоры – плясали, увертывались от пуль, одновременно били в упор. Гапонов повалился обратно, возился под дверью. Кажется, живой, даже не задетый.
Ольховский с Орешкиным уже влетали в машину. Хрустнул рычаг, автомобиль рванулся с места, дал крутой вираж, убрался влево, на аллею.
Никита уже поднялся на ноги, вбил обойму в рукоятку. Впереди было метров сорок прямого пространства между деревьями до поворота на Троицкую улицу. Он несся за уходящей машиной, стрелял по колесам, силуэтам и, кажется, попал.
Машина как-то странно завиляла, сворачивая на Троицкую. Вместо того чтобы выехать на проезжую часть, она помчалась прямо на противоположную обочину, пробила стену бурьяна и врезалась в заброшенное здание, которое когда-то славно разворотил снаряд. От удара подпрыгнула, накренилась.
Ноги у Поповича заплелись. Он споткнулся о какой-то придорожный столбик, насилу поднялся, припустил, прихрамывая, к машине. Третью обойму в рукоятку, патрон в ствол.
Перед глазами Никиты плясали радужные круги. У машины лежало мертвое тело. Он перевернул его ногой. Хана лейтенанту Орешкину, или как его там на самом деле? У молодого офицера был вдребезги разбит затылок, глаза широко раскрыты, а распахнутый рот еще что-то орал.
Подох, ну и ладно! Эх, обманчива молодость в наши времена.
Никита вертелся как юла. Где Ольховский? Дебри бурьяна вдоль стены разрушенного здания. За угол юркнула тень. Явно не кошка. Вот тварь, сбежал!
