– придет четвертая и составит каре
– так и останутся три шестерки, составляющие число шестьсот шестьдесят шесть.
Пришел джокер.
И в дверь постучали.
В первую секунду мне глюкнуло, что в доме опять свет погас, раз стучат, а не звонят – но нет, лампа горит, холодильник вибрирует… И дверной звонок вроде бы работает… надо будет проверить. Но не сегодня ночью. И… это… Что за визиты в белую полночь?
Современный человек редко бывает совсем уж один, с уверенностью, что никто его не видит и не слышит – ни воочию, ни с помощью современных средств слежения или связи, ни через окна, ни сквозь стены – поэтому, даже будучи в полном гарантированном одиночестве, у себя дома, ведет себя по сложившейся привычке так, словно кто-то за ним наблюдает. Вот и я – сделал полуулыбку, с укосом в левую щеку, удивленно поморгал, а сам, все так же наклонившись, неспешно подбираю карты в единую стопку, чтобы все лежали, как и положено игральным картам: рубашками вверх. Шестерки разбил по одной и рассовал по колоде куда попало.
Дзинь-дзинь!.. Ф-р-р-р!.. – Это моя трубка, выждав одну минуту, заверещала; карты же посыпались из дрогнувшей руки. Нет, я теперь точно законченный неврастеник! И с чего бы, спрашивается!? Мне ведь, блин, так хорошо и уютно: полночь, красноглазые крысы по дому бегают, странные стуки в дверь, звонки под ухо, сатанинские числа настойчиво перед взором ложатся – а я всё еще чего-то боюсь!..
Стук, предположим, наверняка мне почудился, пусть я в это поверю, да так, что даже и подходить к двери не буду, а вот карты попадали странно: из почти половины просыпанной колоды рубашкой вниз легли все те же три шестерки – вини, бубны, червы – и черный джокер. А шестерка треф с красным джокером остались где-то там, под одинаковыми карточными рубашками. Поискать, что ли?
Стук в дверь повторился, и я капитулировал, устав ломать комедию перед самим собой: мне страшно, я боюсь.
Ноги реально отказывались идти, я на голой силе воли доковылял до входной двери и открыл первую, внутреннюю, чтобы заглянуть в дверной глазок, врезанный в наружную дверь, толстенную, прочнейшую, впору сейфам в швейцарских банках… Подошел – и чувствую: не в состоянии прильнуть своим зрачком к дверному глазку, лучше я с ума сойду!
– Кто там? – спрашиваю я громким недовольным голосом.
В ответ молчание. Я еще раз мысленно взвесил всё, что под мысли попало в тот миг, и опять вопрошаю:
– Кто там, чего надо?..
И слышу голос: серый такой, землистый, с гнилинкой:
– Откройте. Вам нужно взять письмо.
Даже не понять – женский голос, или мужской…
– Какое еще письмо, блин! В первом часу ночи? – Это я так вслух возмущаюсь, а сам, не будучи в силах заставить себя заглянуть в оптический глазок, лихорадочно бью по клавишам цифрового перископа, установленного в коридоре. Домашний перископ – не очень-то дорогой девайс, позволяющий прямо из квартиры, не подходя к двери, осматривать происходящее на этаже, в общей прихожей на четыре квартиры. Однажды я, проявив неумную щедрость, поставил его, считай что сдуру, поразвлекался, пока не надоело, но перестал включать где-то уже через неделю, за почти полной ненадобностью: гости у меня редки. Теперь, вот, пригодилось. Гляжу на экранчик – пусто на коридорной площадке! Странно, вроде бы я не слышал ни шагов, ни шорохов, ни дверных стуков, ни клацанья замков на дверях, отделяющих коридорные просторы от квартирных и лестничных… В любом случае: пусто! И я этому рад. Подхожу, немного успокоившись, к входным дверям, чтобы прикрыть внутреннюю створку… и заглядываю-таки в глазок. Стоит существо, по виду – тетка. «Как так может быть?» – тупо удивляюсь я, а в мозгу вновь просыпается и от загривка ползет вдоль шеи вниз ледяной сквознячок, из-за которого так холодно душе и сердцу. Тетка стоит – почти вплотную к глазку, смотрит прямо на меня, и мне моими заиндевевшими извилинами не разобрать, одна она там, или несколько их. Я на цыпочках делаю пару шагов, к настенному плоскому монитору – нет никого! Монитор крохотный, шестидюймовый (то за мотовство себя корил, а теперь, типа, наоборот упрекаю, сам виноват, пожадничал на больший), но вполне достаточный, чтобы отличить безлюдье на коридорной площадке от человеческого присутствия. Коридор пуст – а стук повторился! Подхожу к двери, смотрю в глазок: стоит тетка, все на том же месте, стоит, почти не шевелится, на меня смотрит. А взгляд… как у фотографии… у черно-белой… и сама тетка словно бы не цветная… Хотя, нет: губы красноватые… и глаза… не рассмотреть как следует… блестят… не крысиные ли?.. Опять стук!
– Вам письмо, пустите меня в дом.
– Хрена лысого я вам открою! В ящик бросьте. В полночь, мля, писем не носят! Пойдите вон, гражданочка, добром прошу! От кого письмо?
А сам в глазок смотрю, за теткой наблюдаю. Вроде бы и страха особого уже нет, то есть, конечно, страх на месте, и даже почти ужас, но говорить и двигаться не мешает, первый полупаралич, вызванный неожиданным визитом, закончился. Странная эта письмоноша, не говоря ни словечка в ответ на ласковые мои резоны, поворачивается и уходит из поля зрения влево, к выходу на черную лестницу… Я к монитору – нет там никого! Я бегом обратно, ухо к двери, дыхание затаил – полная тишина, обычно скрипучая стукотная дверь на черную лестницу – молчит. Ну, и что мне думать по этому поводу? Стал думать. Вывод, непротиворечиво совмещающих оба визуальных эффекта, пришел довольно быстро: картинка на мониторе статична, потому что глючит прога либо железо, и в перископ я вижу простую застывшую фотографию межквартирной коридорной площадки! О, это уже лучше, нежели ничего! Хорошая мысль, толковая! Теперь бы еще разобраться с бесшумной и безумной письмоношей в полночный час… Подумал я – и бегом к глазку: одновременно с коридорными шумами задвигалась картинка на мониторе: сосед-пенсионер собаку идет выгуливать!..
Совпадение двух изображений полное: там, в мониторе, дед с пуделихой – и в глазок то же самое. Пуделиху Багира зовут, а безымянного деда знаю только вприглядку, но он действительно живет на нашей лестничной клетке через одну квартиру от меня. Тем не менее, открывать входную дверь, дабы воочию оглядеть место проявления странных эффектов – общий коридор – я все-таки не стал, поосторожничал. Но уже не застыдился страха своего. До утра, до рассвета сидел я в коридоре на стуле (из кухни принес), смотрел поочередно в глазок и на монитор, слушал звуки… Багира привела деда с прогулки, лифт я слышал, звяканье слышал, а также дверное хлопанье, стариковское бормотание, веселый пуделиный скулеж… Но от полуночной тетки-почтальона я больше никаких появлений так и не дождался. И звуков, кроме той первоначальной просьбы войти.
Лишь при белесом рассвете, который на рубеже июня-июля почти то же самое, что белесый вечер, если сравнивать на часы не глядя, лишь ранним утром, когда уже дом стал пробуждаться за окном и на этажах, я обрел через отупелость необходимую толику душевного равновесия и решился вернуться в кровать. И вновь меня тревожили нехорошие незапоминающиеся сны, и спал я всего-то часа четыре, но проснулся сам, без будильника. А вроде бы выспался, несмотря на пакостное внутреннее ощущение, что эти навязчивые кошмары спасли меня, вытолкнули из черного сна в безопасную действительность. Первая мысль после похода в туалет-ванную и окончательного пробуждения была проста: или на свете существует так называемая нечистая сила, или я поехал разумом. Ну, и?.. Что приятнее, чего изволите выбрать, гражданин Кирпичев, он же Сева Кирпич?.. он же… этот… блин… забыл… извод!.. И еще этот… мурина поперечная. Кто они, кстати, ну-ка узнаем, и за что мне такие прозвища от спасенного мною чудища, там, на Елагином?.. (Это я сам себе говорю небрежным тоном, подсаживаясь к десктопу. В левой руке чашечка с утренним чаем, в правой – мышка… Надо будет мышку переименовать в руль или весло, дабы не было больше никаких мышино-крысиных ассоциаций… бр-р-р!) Поперешный – это нечто вроде колдуна-инакомыслящего. Мурина – здесь не отдала Сеть прямого ответа, но с кочки на кочку – вроде бы, нехорошее магическое лицо, типа, образина, от слова образ. А извод – это черт или водяной. Угу! Я колдун, черт, водяной, а эти все нежити, ленты и крысы с почтальонами – они тогда кто!? Эльфы с крылышками!? Осмотрел себя – сначала так, а потом в зеркале: из одежды на мне только шлепанцы, с утра плюс двадцать три, даже в халате жарко. Ну, причесаться бы надо… Отражаюсь – вот что ценно!
