Вскоре я начал беспокойно оглядываться через плечо. Казалось, за нами следят… Преступники?
Моя рука помимо воли потянулась к рукояти меча, как бы готовясь отразить нападение. Но когда я взглянул на Ривала, то увидел, что он едет спокойно, правда, изредка посматривая по сторонам.
— Мне кажется, — я подъехал поближе к нему, — что за нами следят.
Мне пришлось поступиться своей гордостью, чтобы сказать это, но он лучше знал местность, чем я.
— Так всегда бывает здесь, в Пустыне.
— Преступники? — пальцы мои сжали рукоять меча.
— Возможно. Но, скорее всего, что-нибудь другое.
Его глаза не желали встречаться с моими, и я понял, что он не в силах объяснить. Или просто хочет скрыть свою тревогу. Я ведь был моложе его и менее опытен в таких путешествиях.
— Это правда, что Древние оставили после себя стражей?
— Что могут знать люди о Древних? — ответил вопросом на вопрос Ривал. — Хотя не исключено. Когда человек идет по дорогам Древних, ему часто кажется, что за ним следят. Однако со мной никогда ничего не происходило. Если Древние действительно оставили стражей, то они уже слишком стары и бессильны и способны только следить.
Эти слова вряд ли могли меня успокоить. Я продолжал озираться по сторонам. Ничто не двигалось в этой бескрайней пустынной местности, где пролегала дорога — прямая, словно стрела.
К полудню мы остановились, сошли на обочину, поели, напоили лошадей из бурдюков. Солнца не было, небо вдруг посерело. Но я не видел туч, которые бы означали приближение бури. Ривал, задрав голову, принюхался.
— Нужно искать укрытие, — сказал он, и в голосе его прозвучала тревога.
— Я не вижу туч.
— Буря приходит здесь быстро и без предупреждения. — Он посмотрел вдаль и показал на темное пятно впереди — возможно, развалины.
Мы поехали туда и вскоре обнаружили, что развалины находятся довольно далеко от нас. Над землей висела дымка, искажающая расстояние. Наконец мы добрались до намеченного места. И как раз вовремя, так как небо темнело на глазах. Скоро должен был наступить вечер.
К счастью, здесь можно было укрыться. Хотя эти развалины были настолько стары, что никто бы не смог сказать, что на этом месте стояло раньше, мы нашли там и более сохранившуюся часть. Среди обломков вырисовывалась часть комнаты с остатками крыши. Мы вошли туда с лошадьми и кладью.
Ветер уже свирепствовал, поднимал клубы пыли, которая забивала нам рты, глаза, ноздри. Мы с трудом успели спрятаться. Комнату скрыла плотная завеса пыли.
Вскоре над головой послышались жуткие раскаты грома, как будто какая-то могучая армия шла в бой. Ослепительная молния прочертила небо и ударила в землю где-то совсем неподалеку. Затем хлынул дождь. Он мгновенно прибил пыль. Но и это не помогло нам оглядеться, так как появилась другая завеса — водяная.
Вода ручьями бежала по выщербленному полу, и мы забрались в самый дальний угол помещения.
Лошади ржали, фыркали, косили глазами, напуганные разбушевавшейся стихией. Но я считал, что нам вполне повезло с укрытием, хотя вздрагивал и съеживался при вспышках молний.
Вскоре лошади начали успокаиваться, перестали вертеть головами, и я постепенно расслабился.
Тьма стояла кромешная, как глухой ночью, но факелов у нас не было. Хотя мы тесно прижались друг к другу, дождь шумел так, что невозможно было расслышать слова друг друга. Кричать же здесь мы не осмеливались.
Чем были прежде эти руины? Здание располагалось близ дороги и вполне могло служить таверной или казармой для патрульного поста. Кто в силах понять замыслы Древних?
Одной рукой я ощупал стену — поверхность совершенно гладкая, в отличие от внешних стен, которые были выщерблены временем. Мои пальцы не могли отыскать швов. Но как же плиты соединялись между собой?
Внезапно…
Я могу поклясться, что не спал. А если это был сон, то такой сон я видел впервые в жизни.
По дороге что-то двигалось. Я не мог ничего рассмотреть из-за плотного тумана. Различались только силуэты, напоминавшие людей.
Все они шли в одном направлении, и это было отступление, бегство. Нет, не поражение, не бегство от наседающего врага. Отступление перед какими-то обстоятельствами. Казалось, что они уходят из родных мест, где долго жили и пустили глубокие корни.
Я понимал, что путники не принадлежат к одному народу. Одни из них, проходя мимо меня, вызывали острое чувство сожаления, потери — такое отчетливое, как будто они кричали вслух. Понять чувства других беглецов было труднее, хотя они тоже были глубоки и остры.
Основная часть процессии прошла мимо. Передо мной проходили небольшие группы тех, кому, вероятно, уходить было труднее всего. Слышу ли я плач сквозь шум дождя? Скорее всего, они плачут мысленно, и их горе так подействовало на меня, что я закрыл глаза руками. По пыльным щекам потекли горькие слезы…
— Керован!
Призрачные тени исчезли. Осталась только свирепая буря. Рука Ривала лежала на моем плече. Он тряс меня, как бы стараясь пробудить ото сна.
— Керован! — в его голосе послышались повелительные нотки, и я попытался что-либо рассмотреть во мраке.
— В чем дело?
— Ты.., ты плачешь. Что с тобой?
Я рассказал ему о народе, который уходил куда-то, охваченный горем.
— Похоже, у тебя было видение, — сказал он задумчиво, когда я закончил рассказ. — Возможно, так Древние покидали эту страну. Ты никогда не пробовал себя в ясновидении? Не искал в себе проявлений Силы?
— О, нет!
Мне не нужна еще одна тяжесть, которая окончательно отделила бы меня от людей. Достаточно было проклятия, лежащего на нашем роду. Я не хотел идти по пути, по которому идут Мудрые Женщины и некоторые мужчины, вроде Ривала. И когда он предложил мне испытание, я тут же и без сомнений отказался. Ривал не настаивал. Только добровольцы могут ступить на трудный путь ясновидца, требующий более суровой дисциплины, чем путь воина. Здесь царили свои законы.
Когда буря стихла, небо снова просветлело, и мы могли двинуться дальше. В выбоинах и ямах стояла вода. Мы наполнили бурдюки, напоили лошадей досыта.
Что же это было: сон или видение? Впрочем, вскоре я уже забыл об остроте сопереживания, которая так подействовала на меня. И был рад, что забыл.
Дорога, которая прежде шла все время прямо, теперь стала описывать широкую дугу, отклоняясь к северу. Она вела все дальше в неизвестность Пустыни. Впереди в вечернем небе мы увидели темную голубую линию, напоминающую горную цепь.
Земля здесь была более гостеприимной. Все чаще попадались деревья, а не чахлые кустарники, окруженные засохшей травой. Вскоре мы дошли до моста, переброшенного через бурный поток, и приготовились к ночлегу. Ривал настоял на том, чтобы мы расположились не на берегу, а на песчаном мысе, врезающемся в поток. Вода в реке поднялась после дождя, бурные волны разбивались о прибрежные камни, обдавая нас брызгами.