Перед ней была цветная распечатка из «Википедии» – на картине был изображен череп с горящей сигаретой во рту.
– Что это? – спросила Летти.
– «Череп с горящей сигаретой». Про постимпрессионистов слышала?
– В общих чертах.
– Стиль не узнаешь?
– Я – воровка, а не коллекционер живописи.
– О Ван Гоге-то знаешь?
– Конечно.
– Это его работа середины девяностых годов девятнадцатого века.
– Молодец.
– Оригинал висит в рабочем офисе Фитча на его острове.
– Давай о приятном.
Несмотря на жуткую головную боль, Летти выдавила улыбку.
– Когда обсуждаешь стоимость картины, – сказал Хавьер, – всегда надо иметь в виду две цифры. Во-первых, за сколько это можно продать на аукционе. В тысяча девятьсот девяностом году вангоговский «Портрет доктора Каше» ушел за восемьдесят миллионов. По нынешнему курсу это уже сто сорок.
В груди у Летти что-то екнуло. Такое чувство бывает, когда тебе сдают четыре туза. Женщина постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.
– А вторая цифра? – спросила она.
– Понятное дело, мы не можем украсть такую картину и прямиком выставить ее на аукционе «Сотбис».
– На черный рынок?
– Покупатель у меня уже есть.
– За сколько?
– Пятнадцать миллионов.
– А сколько за нее заплатил Фитч?
– Это не важно. Мы продаем за пятнадцать. Что ты закатываешь глаза? Тебе мало пятнадцати «лимонов»?
– Просто я подумала, что можно…
– Ты вообще не понимаешь, о чем говоришь. Посмотри на меня. – Летти посмотрела на Хавьера. – Ты знаешь меня не очень хорошо, но все-таки как-то знаешь. Неужели ты думаешь, что я пошел бы на сделку на не самых выгодных для меня условиях? Для меня и моих людей?
Она не ответила сразу, и он продолжал:
– Ответ, который ты ищешь: «Нет». И тогда у тебя остается только один вопрос.
– Какова моя доля?
– Два.
Столько денег Летти не мечтала получить и за всю свою воровскую жизнь, но она заставила себя покачать головой. Просто из принципа – с первым предложением соглашаться нельзя.
– Нет? – На лице Хавьера отразилось удивление. – Два «лимона» – разве это не достойный куш для наркоманки?
– Это меньше пятнадцати процентов, Хав.
– Думаешь, сделка – это только мы с тобой? И мне больше никому не надо платить? А тебе без меня такая возможность в жизни не подвернется. Будешь жить в картонной коробке…
– Зачем тебе именно я? Пусть твой человек из его охраны сам все обтяпает.
– Так поначалу и задумывалось, но на прошлой неделе его уволили.
– Почему?
– К нашему делу это не относится.
– То есть этот человек не есть, а был.
– Все должно сработать, Летти. Я переправляю тебя на этот остров, со всей нужной оснасткой и информацией.
Она вздохнула.
– В чем дело? – спросил Хавьер. – Что тебя беспокоит?
– Беспокоит, что хоть организатор и ты, а весь риск приходится на мою долю.
Он чуть склонил голову, словно выражая несогласие. Но поднял четыре пальца – и тут же отмахнулся от нее, не дав возможности ответить.
– Знаю, Летти, тебе трудно, но прими предложение и не рыпайся. Представляешь, сколько кокаина можно купить? Хватит на то, чтобы тысячу раз загнуться.
– Иди к черту.
Хавьер снова полез в куртку и швырнул на стол чистый белый конверт.
Летти открыла клапан и заглянула внутрь.
Пачка полтинников и авиабилет.
– Летишь в Майами через неделю, – сказал Хавьер. – Я тебя там встречу. В конверте тысяча. Надеюсь, продержишься?
– Продержусь.
Она даже не заметила, как метнулась его рука. Хавьер схватил конверт. Машинально Летти потянула конверт к себе, но он держал его крепко.
– Для полной ясности, – сказал Хавьер. – Это тебе на жилье и кормежку. И на прикид высшего класса. За каждую покупку предъявишь мне чек. Если что-то потратишь на наркотики… Если, когда я тебя встречу в Майами, будешь выглядеть как жертва автокатастрофы, как выглядишь сейчас… Сама знаешь, какие будут последствия.
3
Летти пешком шла к своему мотелю. С неба сыпалась ледяная крупа, с ровным и сухим шипением барабаня по мостовой. Холод был жуткий. На улицах никого.
Тысяча в кармане нашептывала ей: «Сделай небольшой крюк и пройдись по Паркер-стрит. Забей крошечный косячок. Времени, чтобы прийти в себя до Флориды, хватит. Надо же отпраздновать. Ничего лучшего с тобой в этой жизни не случалось. И с Джейкобом».
Летти пересекла Паркер, посмотрела налево. Увидела, что на углу стоит Большой Тим – он бросался в глаза в своем громадном пуховике, джинсах на заказ и новехоньких кроссовках.
Ей до боли захотелось курнуть, но она заставила себя отвести взгляд.
И пошла дальше к мотелю.
* * *
Пока отперла дверь своей занюханной комнатенки, Летти продрогла до костей. Стукнула по кнопке включения телевизора и пошла в ванную. Местные новости истерично пугали надвигающейся снежной бурей.
Она включила горячую воду. Ванна наполнялась медленно, над поверхностью воды образовалось облачко пара. Летти скинула с себя одежду. Она стояла голая перед зеркалом, висевшим на гвозде на задней стороне двери. По стеклу бежала трещина. Но здесь она выглядела вполне уместно.
Никогда Летти не была такой худой. Такой изможденной. В нормальном состоянии она была красавицей с ясными глазами цвета янтаря. Короткие каштановые волосы. Все изгибы на месте.
А теперь она просто скелет.
На долю секунды Летти представила прежнюю себя, настоящую себя, лучшую себя – и вот она попала в плен этому исхудалому чудовищу в зеркале…
4
Неделю спустя Хавьер на «Кадиллаке» встретил Летти в международном аэропорту Майами. По трассе длиной сто десять миль, пересекавшей острова, они помчались в сторону гряды островов Киз. Из стереосистемы неслась сюита для лютни Баха на классической гитаре. Летти прижала голову к тонированному стеклу и глазела на проносившийся мимо мир.
Суша и море. Суша и море.
На подъезде к Ки-Ларго Хавьер глянул на нее через центральную консоль.
– Ты изменилась до неузнаваемости, – сказал он.
– Грязевая отмывка, вот и все дела.
– Глаза чистые. Цвет лица замечательный.
– С нашей прошлой встречи я набрала четыре килограмма. Привела в порядок волосы, ногти. Вчера ходила на гидромассаж, в косметический салон. Не уверена, что надеть завтра…
