Тут все Вурундшундба дружно заржали.
«Очень смешно!» – ядовито подумал я.
Но потом до меня дошло, что этот неприветливый дядя только что твердо пообещал не бросать меня на произвол судьбы. На большее я и рассчитывать не смел.
– А когда мы отправимся в путь? Можно сегодня? – с надеждой спросил я.
Хотел я этого или нет, а заявление Вурундшундба, что в моем распоряжении осталось всего двести двенадцать дней, потрясло меня до глубины души, так что в моей бедной голове сразу же заработал своего рода счетчик. Завтра их останется всего двести одиннадцать – это я понимал очень хорошо, с математикой у меня всегда было в порядке.
– Вот это правильно, – одобрил он. – Ты уже понял, что время – это сокровище, которое всегда уплывает из рук. Вообще-то такие вещи следует усваивать с детства, но лучше поздно, чем никогда. Не дергайся, мы отправимся в путь не просто сегодня, а прямо сейчас. Ступай за своим драгоценным одеялом, оно тебе еще пригодится.
Я пулей влетел в каменное сооружение, приютившее меня на целые сутки, схватил одеяло и сумку Альвианты. Она уже опустела и была мне не слишком нужна, просто мне показалось, что хозяин помещения будет очень недоволен, если я оставлю на его полу хоть какие-то следы своего пребывания.
Через несколько секунд я вернулся, победоносно размахивая своим багажом. К моему величайшему удивлению, Мараха Вурундшундба уже успели куда-то подеваться. Остался только тот дядя со сросшимися бровями, который собирался стать моим проводником.
– А где остальные? – растерянно спросил я.
– А зачем они тебе?
– Просто… Ну, надо же попрощаться! – объяснил я.
– С чего ты взял, что должен прощаться с людьми, которым нет до тебя никакого дела? – удивился он. – Им недосуг, знаешь ли.
– Ладно, как скажешь. Я всего лишь хотел быть вежливым.
Я снова почувствовал себя обиженным и ничего не мог с этим поделать.
– Не занимайся пустяками, – дружелюбно посоветовал Вурундшундба. – У тебя сейчас есть одна цель: удрать домой, чем скорее, тем лучше. Подумай: если бы ты вежливо попрощался с моими товарищами, это приблизило бы тебя к цели?
– Нет, конечно, – я невольно улыбнулся.
– Тогда чего топчешься с постной рожей? Пошли.
Он стремительно зашагал куда-то влево, через густые заросли высокой травы, мимо причудливых каменных сооружений, каждое из которых при ближайшем рассмотрении оказалось не похожим на прочие.
* * *
Через полчаса мы миновали последнее из строений и оказались в лесу. На землю быстро спускалась ночь. Вскоре после того, как мы зашли в лес, стало совсем темно. Теперь я совсем не мог разглядеть своего спутника: его и при дневном-то свете было едва видно, со всей этой маскировочной растительностью на балахоне! Но это было не обязательно: я и без того все время ощущал его присутствие. Друзья моей юности, мистики-любители, непременно заявили бы, что у этого дяди «тяжелая аура» – как, впрочем, у всех его соплеменников.
– Слушай, а ты – тот, кто встретил меня на краю леса? – осторожно спросил я. – Было темно, я ничего толком не разглядел… И ведь мы так и не познакомились.
– Нет, я никак не мог встретить тебя на краю леса, я уже триста с лишним дней не сторожил Тропу, – равнодушно откликнулся голос из темноты. Потом он недоуменно переспросил: – А почему ты говоришь: «не познакомились»? Я видел тебя, ты – меня, мы даже довольно долго разговаривали – не далее, как сегодня днем. Чего ж еще?
– Но я до сих пор не знаю, как тебя зовут, – объяснил я. – Если не хочешь называть свое имя, скажи, как я должен к тебе обращаться.
– А, имя… – протянул он. – Понятно. Но у нас нет имен. Мы такими глупостями не занимаемся! – гордо добавил он – прямо как пятиклассница, которой впервые предложили поцеловаться.
– Нет имен?
Я почти не удивился, благо уже уяснил, что эти Вурундшундба – ребята с закидонами, от них чего угодно можно ожидать.
– Мы – Мараха Вурундшундба, – с пафосом сказал мой спутник. – В свое время, когда этот фантазер Шапитук носился по всем материкам и раздавал имена людям Мараха, мы отказались от такого излишества. Мы вообще не любим излишеств.
– Да, я заметил, – невольно улыбнулся я, вспомнив дом, в котором провел ночь. – Ладно, с именами более-менее понятно, без них действительно можно обойтись. А вам не бывает холодно? И никогда не хочется есть или спать?
– Как это – не хочется есть или спать? – снова удивился он. – Ну уж нет, мы же все-таки люди… С чего тебе такие глупости в голову лезут?
– Но я не увидел ни посуды, ни постельных принадлежностей в том доме, где спал, – объяснил я.
– Ну и что? – усмехнулся он. – Когда нам нужны какие-то вещи, они у нас появляются, когда необходимость в них пропадает, они исчезают, чего тут непонятного?
– Появляются и исчезают? – удивился я. – Значит, если сейчас ты захочешь есть…
– У меня будет столько еды, сколько мне требуется, – подтвердил он. – А если мне приспичит поесть с драгоценного блюда, у меня будет это блюдо. А когда я закончу есть, его не станет: зачем мне лишний хлам?
– Здорово! – искренне сказал я. – Мне бы так научиться!
– Ты-то как раз вполне можешь этому научиться со временем, – совершенно серьезно сказал он. – Нужно только, чтобы оно у тебя было, это самое время.
– Думаешь, я бы смог научиться? – опешил я.
– Да, ты легко всему учишься, – равнодушно подтвердил он. – Именно поэтому ты такой избалованный. Ходишь, ноешь, что утратил свое распрекрасное могущество, а сам почти не пытался это исправить. Я уже говорил тебе, что это глупо, могу еще раз повторить.
– Я уже понял, что это было глупо, – вздохнул я. – Но что толку кусать локти? Я же не могу вернуться в прошлое и начать вести себя иначе.
– Верно, не можешь, – согласился он. И одобрительно заметил: – Хорошо, что ты это понимаешь!
– Теперь я буду пробовать снова, – пообещал я. Не ему, конечно, скорее уж, себе. И с надеждой спросил: – А может быть, в этом вашем мире Хомана все надо делать как-то немного иначе, а я просто не знаю, как?
– Тоже верно, – откликнулся Вурундшундба. – Но я не могу дать тебе какие-либо инструкции. Ты не владеешь Истинной речью, а на кунхё вести разговоры о магии бесполезно: в этом языке нет нужных слов.
– Что это за «истинная речь» такая? – заинтересовался я. Кажется, я уже слышал это выражение от Таонкрахта, только не мог вспомнить, по какому поводу.
– Истинная речь – это Масанха, первый язык мира Хомана. В неискаженном виде Масанха представляет собой одно бесконечное и могущественное заклинание. Все Мараха изначально владели Истинной речью, но немногим удалось сохранить ее в первоначальном виде. Нам – удалось… Впрочем, даже искаженная Масанха – прекраснейший из языков. Единственный язык, на котором можно объяснить, что такое Вечность.
