– Ну, вот, кажется все, что помню. – Он задумчиво перечитывает свою писанину, встал и протягивает мне исписанные мелким почерком листки. Я забрал их и передал ему шесть своих.
– Это расстояние кратно длине волны?
– Да, конечно. Вы здесь посидите, посмотрите, я в штаб на несколько минут.
Позвонил Расковой и кратко изложил ситуацию. Требовалось найти по заводам и станциям несколько эвакуированных станков НИИ-9, материалы для поиска я отправляю ей связным самолетом. Пусть подключит всех. И надо лететь в Ленинград, забирать там все, что осталось. Вместе с Тихомировым, который там знает все, что нужно. Требуется разрешение на перелет.
– Я поняла, сейчас сделаем. – И она повесила трубку, а я вернулся в лаборантскую. Тихомиров сидел неподвижно, глядя в одну точку. Левая рука мяла листок бумаги. Я забрал его у него: написал заявление с просьбой отправить его на фронт, затем смял его.
– Это полежит у меня, Виктор Васильевич. Как только закончим «Гнейс-1», мы с вами дружно посмеемся и порвем его, предварительно макнув его в шампанское. Сейчас вылетаем в Ленинград, чтобы сократить сроки, необходимо собрать все имеющиеся станции и перевезти их к вам на 339-й завод. Имеющуюся станцию снять и установить на штатное место на борт «02». Оператор с переносом справится?
– Алексеев? Конечно, только провода…
– Здесь авиазавод находится, не проблема, и у нас другой способ крепления магистралей. Даже техники справятся.
Мы вышли из класса, на стоянке он заботливо передал все мои листочки своему оператору, и мы прошли к «птичке». Посыльный и Настя принесли карты и разрешение на перелет. Мы проинструктировали Тихомирова, как вести себя в кабине стрелка, проверили его подвеску. Еще раз напомнили, что ничего трогать нельзя, из кабины проверили связь с ним и пошли на взлет. Идем на семь тысяч, так чтобы ему наддува хватало. Дальность позволяет без посадки и без дополнительных баков, но на всякий случай подвесили в бомболюк дополнительный топливный танк.
Задерживаться с ним в Ленинграде нам не с руки, и, обговорив с ВВС фронта процесс эвакуации Тихомирова в Свердловск, мы через полчаса после заправки вылетели обратно. На блокадный Ленинград я так и не посмотрел. Сели ночью на Комендантском и ночью же вылетели обратно. На этот раз забрались повыше, чтобы никто не смог побеспокоить: стрелка-то нет. Настя весело рассказывала истории, которые происходили с нашими девушками, как они пытаются меня скопировать. Ее это жутко веселило, с одной стороны, с другой – немного беспокоило, так как она привыкла к тому, что ей уделяют больше внимания, чем мне. Но произошла смена обстановки, из практически полностью мужского коллектива нас переместили в женский, естественно, со своими дрязгами и претензиями. Утром сели в Придачах, и начался обычный учебный день. Я летал с девочками на «УПешке», а Настя гоняла штурманов и стрелков. Никого больше на вторую часть группы не нашлось. «Двойка» работала ночами по три вылета. Уже есть успех, сбили разведчика. Локатор работает отвратительно. Штурману приходится лежать в коке штурманской кабины. После первого же вылета туда еще и дополнительно матрас пришлось сунуть. Еще одно нарушение, что парашют на штурмане не надет, а лежит пристегнутый к стрингеру фюзеляжа и шпангоуту. Не дай бог, что-нибудь случится! Оператор учит штурмана управляться с локатором и юстировать его антенны, которые частенько капризничают и сбиваются. Главная проблема: отраженные от земли сигналы забивают индикатор, до определенной высоты полета, напрочь, и большое мертвое поле вблизи самолета. Сделав два вылета с оператором, локатор выключили, толку от него пока никакого. Только место занимает. Но обучение Гарик Гареев прошел, получил удостоверение оператора бортовой РЛС. Я пока в этом участия не принимаю, делаю вид, что мне все равно, что происходит в кабине «двойки». Ждем командированного. Тем более что поиск станков через НКВД и НКЖД пока ничего не дал, почти. Нашелся один станок, но что это за штука, не известно. Направили в Свердловск из Бухары.
Упарился за эти дни жутко, хорошо еще, что из-за отсутствия полетов на «птичке» снизилась нагрузка у Насти, и она взяла на себя наше хозяйство. Добровольно и чувствуя, что ее в скором времени ждет повышение. Так и произошло: понадобилось привести в порядок штурманский класс, так как из Москвы пообещали, что пришлют комиссию проверять подготовку новой части. Я назначил Настю штурманом эскадрильи, и теперь она – «прыщик на ровном месте». Получив на складе ватман, тушь, цветные карандаши, она усадила половину эскадрильи за оформительскую работу. Так как она жуткая аккуратистка, то девочкам доставалось по самое не хочу. В результате весь классный корпус был украшен стендами, плакатами, схемами. Нашлись бывшие чертежницы и художницы. Девочки отрывались по полной, тем более что это здорово помогало при ответах на многочисленных зачетах и контрольных опросах. В итоге перед первым мая из Москвы прибыла эскадра проверяющих во главе с только что назначенным командующим ВВС РККА генерал-полковником авиации Новиковым. Говорить о том, что они прибыли «к нам» в гости, было бы огромным преувеличением: комиссия прибыла проверить боевую подготовку только что созданной 2-й воздушной армии, которая была придана вновь образованному Брянскому фронту. В преддверии немецкого наступления Юго-Западный фронт разделили на три: Брянский, Юго-Западный и Миусский. За ними располагался Резервный фронт, слева Кавказский, который занял оборону на левом берегу реки Маныч, создавая там мощную систему долговременной обороны. Миусс-фронтом стал командовать Костенко, бывший командующий всем Юго-Западным, генерал Малиновский принял Юго-Западный, а Брянский возглавил генерал-полковник Черевиченко. Красовский, который перед этим сам проверил эскадрилью и остался очень доволен, сумел подсунуть ее в качестве жертвенного оленя для комиссии, чтобы в том числе и отвлечь внимание высоких проверяющих лиц от менее успешных подразделений. В общем, эскадрилья выстроилась в женской форме, демонстрируя коренное отличие от остальных частей. На левом фланге стоял смешанный технический состав. Самолеты расставлены сложным полукругом и замаскированы сетью и свежераспустившимися тополиными ветками с листочками. Девки смотрят браво и едят глазами начальство, не забывая чуточку приветливо улыбаться. Эту манеру они выработали в 580-х полках в Энгельсе, где все проверки проходили на ура. Но там на довольно внушительной груди командира сверкало два ордена Ленина и Золотая Звезда. У меня на груди никаких высоких правительственных наград нет, орденами и медалями не отмечен. Подстрижен под пацана, в галифе, из сапога торчит смятая карта и рукоять немецкого десантного ножа. А придать серьезное выражение лица Сашиной очень милой мордашке у меня никогда не получалось. Лицо у нее совершенной… «блондинки», как принято говорить в 2000-х годах. Доложился высокому начальству, сделал шаг в сторону, пропуская генерал-полковника вперед. У него характерная для летчиков, оттянутая многочисленными перегрузками, морщинистая шея, щеголеватая фуражечка, вид довольно бравый и боевой. Только надраенные ординарцами новенькие сапоги выдают в нем тыловика. Девки пропищали ответ на приветствие, а ничего не сделаешь, у них голоса такие. Иду рядом, представляю личный состав. Будущий маршал зацепился глазами за Настю и мгновенно показал на нее пальцем, быстрее, чем я успел ее представить. Представляться пришлось ей самой. А голос у нее глубокий… проникновенный.
