– Ты неисправима и совсем омужичилась. Женщина должна оставаться женщиной, даже на войне.
– Война – дело не женское, Марина Михайловна. Поверьте, я лучше знаю.
– Но ты же успешно воюешь!
– Я успела омужичиться, как вы только что сказали. Всё, разговоры разговаривать некогда. И вообще, зря вы меня в Москву тащите, лучше бы с транспортом и с инженером эскадрильи помогли.
– К этому разговору мы вернемся. Готова? Пошли.
Глава 7
«Страна должна знать своих героев», и как с этим бороться
Садились прямо в центре Москвы, теперь этого аэродрома нет и полеты над городом запрещены, кроме вертолетов ГАИ и санитаров, ну, правда, не для всех… Борт уже встречают: корреспонденты, куча баб, куча генералов, как от ВВС, так и армейских. Что-что, а толк в рекламе Раскова понимала, ей бы менеджером по связям с общественностью работать. Впрочем, это я ехидничаю: во время войны такие рекламные кампании просто необходимы, особенно после поражений летом сорок первого. Страна обязана сплотиться и знать своих героев и героинь. Жаль, что я попался на эту роль. Не сильно гожусь. Речи толкать не умею, местных лозунгов – не знаю, так что тут мой PR-менеджер малость промахнулась. Но ей выбирать не из кого, пока. Остальные девочки только на крыло становятся. Изображаю смущенную улыбку, запинаюсь, краснею, тут уж Сашка мне вовсю помогает. Что- то лопочу корреспондентам, все равно все переврут и перепишут, но наше дело не рожать! Всю эту шоблу возглавлял замначальника ГПУ РККА армейский комиссар второго ранга Щербаков. Оно и понятно, Мехлис сейчас на Крымском фронте опалу себе зарабатывает. Щербакову я не сильно понравился, ему требовался актер побоевитей, но на безрыбье… Потащили меня в Дом Советов на скучнейшее заседание. Но основное отличие от дня сегодняшнего: никаких листочков с написанными речами не давали! Эта зараза, видимо, поразила ГПУ чуточку позже. Мое выступление, с абсолютно красным лицом, длилось меньше минуты из запланированных десяти. Но видимо по инерции, аплодисменты я сорвал, тем, что сказал, что выступать не умею, я лучше это выступление снарядами и бомбами скажу, а если «на бис», то и пропою. Под аплодисменты и хороший здоровый смех зала сошел на место. И под конец совещания в зале появляется Михаил Иванович Калинин. Опять вызвали меня, и он под аплодисменты вручил мне Золотую Звезду и два ордена Ленина. На сцену поднялась и Раскова, у которой точно такие же награды. Так вместе нас и сфотографировали. После этого меня перевезли на Центральный и посадили в самолет. Мой бенефис в Москве был закончен. Я показал свою полную профнепригодность для такого рода деятельности.
Раскова усадила меня в правое кресло, пришлось напяливать на себя чужие наушники и цеплять ларингофоны. Стрелков Марина Михайловна отогнала с боевых мест, нас и так шесть истребителей охраняют. Так что предстояла лекция на понимание политического значения нашей миссии для того, чтобы я осознал, какое значительное мероприятие я сорвал, и какое значение имеет формирование женских авиаполков для защиты Родины. Слушал вполуха, больше по привычке следя за воздухом. Она говорила почти час, после этого спросила:
– Мне кажется, что ты меня не слушала.
– Да, вы правы, считаю это утопией. Женщины должны служить в смешанных бомбардировочных полках и в отдельных легкомоторных.
– Это почему еще?
– Удержите штурвал! – и я потянул его на себя. Против меня действовала она и динамическая стабильность этого утюга ПС-84. Пээска задрала нос, и я отдал его, выравниваясь по высоте.
– Без автомата вывода вы, Марина Михайловна, с машиной на пикировании не справитесь. И все, кто у меня собрались, тоже. Может быть, Лиля. Она отдельно и усиленно занимается своей физподготовкой. Какой воздушный бой, какие перегрузки? Это запрещено самой физиологией и системой подготовки летного состава. В бомбардировочной, пикирующей авиации с одним пилотом, управляющим самолетом, за штурвалом должен сидеть мужик приличного размера и поднимающий пару сотен килограммов и жимом, и рывком. А вы в это кресло институток посадили. Случись что, беды не миновать. Достаточно выхода из строя автомата вывода. Двоих мы уже похоронили. Поэтому с феминизмом пора завязывать, а «делать» нормальных штурманов и стрелков. Здесь девочкам равных не будет. Вон, смотрите на Настю. За штурвал – не посажу, а штурман она великолепный!
– Нет, Александра Петровна, женщина может… – И Остапа опять понесло. Феминизм – штука заразная и просто так не излечивается. Война все сама доказала, выступив в роли арбитра и антибиотика: истребительный и бомбардировочный полки понесли потери и превратились в смешанные, а «ночные ведьмы» на По-2 живы в памяти народной! Дошли до Берлина и Праги, 23 Героя Советского Союза, и ни одного (!!!) увольнения по причине беременности из летного состава до конца войны! Вот это ВЕДЬМЫ! Это был не полк, а орден имени майора ВВС Марины Михайловны Расковой. Девочки сами приняли этот обет безбрачия и свято блюли его, перечеркнув свое «Я» ради Родины и ради Победы. Это сейчас им вбивают в голову, что все делается через секс: «Это так просто, миг, и ты станешь взрослой!» А потом столбы обвешиваются объявлениями: «Жена на час! 24 часа», «VIР-отдых! 24». Эти – не продавались дьяволу, эти – дрались! И миллионы килограммов бомб летело через их тонкие и слабые руки на головы врага.
Естественно, что самой Марине я этого не сказал, но этим бортом летит новый инженер эскадрильи инженер-майор Александр Иванович Путилов, прочнист и бывший главный конструктор фюзеляжа самолета ВИ-100, из которого родилась и «пешка», и ее модификация ВИ. Как его смогла выцарапать Раскова, я не знаю. Судя по рукам, он последнее время не карандаш в руке держал, а где- то сучья рубил. Так оно и оказалось! Его уволили перед войной и собирались посадить за аварию. Потом война, и он попал, рядовым, в саперы на Карельском фронте. Строил оборонительные сооружения. Его жена нашла Раскову в Москве, и они выдернули его из-под Койозера. Звание ему вернули, правда, на две шпалы у него меньше стало. Сразу по прилету состоялся разговор с начальником ОО эскадрильи, который решил предупредить меня о том, что это, возможно, враг народа.
– Ты его руки видел?
– Мое дело вас предупредить!
– Все, предупредил! И иди к себе в свою норку, можешь на меня донос написать. А инженеру – не мешай, Павел.
Тот помялся и попросил разрешения удалиться. Он мужик не самый вредный и тоже нужный на войне. Девочку из немецкой разведки, устроившуюся на работу в столовую, вычислил мгновенно. С ним у нас мир-дружба-жвачка, но Путилов нужнее и важнее. Он весь НКАП насквозь знает! И инженер был от бога! Организовал мастерскую по подготовке двигателей. У них век короткий: сто часов и на выброс, вернее, на капремонт, но потом они на борт высотников уже не попадают, идут в линейные части. С его и божьей помощью удалось снизить вес на почти полсотни килограммов и поднять мощность почти на сотню. Не сразу, конечно, Но все начинается с малого. Он в совершенстве знал фюзеляж и заложенные в него 10 g, поэтому сразу начал выдавать очень ценные рекомендации по дальнейшему снижению веса планера. Списался с группой Петрова и Енгбаряна, и через два месяца у всех машин были настоящие гермокабины, а не их подделка. К сожалению, наша «птичка» ушла на свалку. Сашка всплакнула. Она научилась шмыгать носом и реветь, чем подставила меня в первую ночь после Москвы. Разбудила всех в комнате, Настя и Майя не знали, что делать: героиня лежит в койке и ревет. Сашку мне удалось успокоить, но через пару недель, днем, опять в постели после вылета, она призналась, что может шевелить мизинцем левой руки. Небольшие его подрагивания я ощутил. И рассказала, почему заревела после Москвы.
