– А как же батальонный комиссар Бецис, он же исполняет обязанности, и потом, я не имею политического звания.
– Смирнов утверждает, что скоро и очень скоро выйдет приказ о ликвидации института комиссаров, поэтому это – не препятствие. – Нами командовал тогда не Красовский, которого забрали на другой фронт, а полковник Смирнов, Константин Николаевич, его зам по боевой.
Она пожала плечами, сказывалось то обстоятельство, что ни я, ни она открыто ни разу не ссорились, и я, несмотря на допускаемые ею ошибки и в планировании, и в обеспечении боевой работы 587-го полка, просто исправлял ее ошибки, но никогда не пытался каким-Либо образом ее дополнительно обидеть.
Глава 11
Конец операции «Блау»
А тогда в июне, после относительно небольшого затишья, вызванного большими потерями у немцев под Купянском, немцы начали новое воздушное наступление на Воронеж, перебросив из Крыма 8-й авиакорпус Рихтгофена. Его основным оружием были Ju-87D-3, с помощью которых они штурмовали Севастополь.
Всего на южном участке советско-германского фронта было сосредоточено пять немецких авиакорпусов: 1-й, 4-й, 5-й, 8-й и 11-й. Плюс королевский румынский авиакорпус. Непосредственно против нас действовало командование 8-й авиационной областью. На южном фланге – 17-й авиаобластью. Меня и ОРБАЭ пару раз выдергивали в направлении Воронежа, но полностью туда не перемещали. В основном сидели на южном фланге фронта, который, несмотря ни на что, потихоньку шел вперед. Я уложился в отведенный мне командованием срок по вводу новых частей дивизии в строй, к 26 июня имел в строю четыре полка пикировщиков и полк Су-2, который следовало уже отправлять в тыл. Он, потихоньку, «сточился». 27-го неожиданно вызвали в Москву Красовского, и к вечеру мы узнали о смене командующего. Двадцать девятого старый командарм сел на промежуточную в Круглом, о чем-то долго говорил с Настей. Потом пообещал нас всех забрать с собой, всю 223-ю дивизию. Но мы так и остались на Брянском фронте. Так как приказа не поступило, то Настя фыркнула и ничего никому не сказала. Делиться информацией она не захотела. Эскадрилью загрузили поиском штаба восьмой области. Как его с воздуха можно обнаружить? Ну, знаю я, что он в Курске был. Но узнавать адрес должны не летчики, а подпольщики. А мы гоняли машины к Курску, жгли ресурс и топливо. Крайнее из хорошего, что сделал для нас Степан Акимович, была поставка новых пятикилограммовых осколочнофугасных бомб со взрывателями АВД-42 и большой партии 500-килограммовых контейнеров для них.
АВД – химический взрыватель с замедлением. Простой, как ложка дегтя в бочке с медом. Реагирует после сброса на время, до восьми суток, вибрацию и нажим. В контейнер помещается сто таких бомб. После сброса он раскручивается набегающим потоком, и на высоте от 200 до 100 метров анероид раскрывает бомбу. Внешние крышки слетают, а суббоеприпасы разлетаются. Часть поставлена на немедленный взрыв, часть минирует местность. На южном участке немцы рассредоточили авиацию по аэродромам подскока, плохо понимая, что они хорошо видны даже под сетью, если переключить обзор на землю. А в крупных городах на многих аэродромах уже была бетонка и полукапониры. Немцы их активно перестраивали на свой, немецкий манер: неравномерные окружности. Основой нашей тактики стало нанесение ночных бомбовых ударов с использованием двух или одной «пятисотки». Днем мы их использовать не могли, массово они не поступили, плюс их было очень долго готовить. И, если вылет не состоялся, их требовалось разрядить. Вооруженцы их дико не любили, а нормальных кассетных бомб еще не выпускали.
Нам довели общую численность Пе-3ВИР до восьми, этого хватало, чтобы обеспечить относительную безопасность вылета днем двух бомбардировочных полков. Если бы не слабое техническое состояние машин и очень солидные перебои с поставками топлива и боеприпасов, работать можно было бы и интенсивнее. Но было гладко на бумаге! Автомашин в дивизии немного, несмотря на то что активность авиации противника на нашем участке мы постепенно свели к нулю, наша оторванность от армейского руководства постепенно превратила наш «инструмент» в обычный микроскоп для забивания гвоздей. Здесь мы держали немцев под постоянным напряжением, а на других участках шли кровопролитные бои, в которых мы не могли принимать участия. Нас не планировали и выдавали столько топлива, что мы с трудом обеспечивали поддержку войск на своем участке. Пришлось вспомнить «девяностые», и после двух довольно бессмысленных замечаний, полученных на совещаниях у Смирнова, начать самостоятельно накапливать топливо и боеприпасы. Эту школу мы проходили после вывода из ПрибВО и в Первую чеченскую. Главное в этом деле: близость железных дорог и нужные люди. Без них – никак. Плюс, по старой памяти ОРБАЭ снабжается без особых проблем. Решил начать мостить «колымский тракт». Столько здесь стоят подобные махинации. Четыре пишем, два в уме. Летим на Курск двадцатью машинами, долетаем одной, сдаем карты. В результате аварийный запас, который «pocket» не тянет, образовался. Или для того, чтобы если боеприпасов хватит, или чтоб машины не бросать. Сашка стенала по этому поводу – спасу не было.
Но я твердо помнил, что была такая «битва за Воронеж». О ней почему-то только вскользь иногда упоминали наши известные военачальники в своих мемуарах, и не более того. Не особо жалуют своим вниманием бои за Воронеж и историки, вероятно, из-за того, что наступление противника на этом направлении было полной неожиданностью для самой Ставки Верховного Главнокомандования, предполагавшей, что, как и в предыдущем году, летнее наступление развернется на Центральном фронте в сторону Москвы. А нашу эскадрилью гоняли не в целях Брянского фронта, а в целях 2-й воздушной армии. Своя рубашка ближе к телу. Сейчас Юго-Западный, и мы немного ему поможем, поэтому на два вылета в день каждому полку топлива и БЗ подкинем, развернется от Крыма на Харьков, и все за нас сделает! А мы найдем штаб «Восьмерки» и разбомбим пустое здание. Но доложим: «Снайперским ночным ударом, авиация Второй воздушной армии, под командованием полковника, всего, Смирнова, нанесла массированный удар по заранее разведанному штабу воздушной области противника. Штаб – уничтожен! Героический подвиг воинов 2-й ВА вписан в анналы военной истории мира. Пардон, галактики, что уж мелочиться! Использовалась для массированного удара 1 (одна) машина».
Получив, вместо сточенной в июне авиации, относительно свежий и пополненный 8-й авиакорпус, Гот ударил правее Белгорода на Старый Оскол, а Вейхс на Ливны. Паулюс, потерявший в майских боях 17-ю танковую, продолжал сдерживать наступление Юго-Западного фронта генерала Малиновского. Наш командующий фронтом Черевиченко, которого почему-то сняли и назначили Голикова, навязал противнику гибкую оборону. Но наши войска медленно, но отходили, а противник все разворачивал и разворачивал наступление, стремясь взять в кольцо армии нашего фронта. Ударная сила немцев: 4-я танковая армия и около тысячи самолетов.
12 июля, на десять дней позже, чем это состоялось в том сорок втором, войска Вейхса и Гота соединились у Кшенского моста, окружив сороковую армию нашего фронта, которой командовал генерал Парсегов. В составе армии только что переброшенный третий воздушно-десантный корпус, который готовился к наступлению: брать с севера Харьков. Туда на этот пятачок было согнано куча планеров, военно-транспортных самолетов, истребителей, буксировщиков планеров. Море всего разного. Плюс три дивизии: две стрелковые и одна гвардейская мотострелковая. Прикрывала это все наша армия: четыре из пяти истребительных и две штурмовые дивизии. Ведь Красовский отвел на южный фланг всю бомбардировочную авиацию и занимался ее переформированием. Малиновский, уловив «халяву», улучшил свои позиции, нас к Воронежу не пускали, и пропустили сосредоточение двух армий фон Бока. Когда еще можно было успеть вскрыть, мы занимались Курском. Информация пошла вечером 11 июля. В тот день «штатные», плановые поезда с боеприпасами и топливом не пришли. От слова вообще. Оставалось прикинуть, как лучше действовать. В 22.00 стало известно об очередном командующем фронтом. Фронту оставалось жить 84 километра по прямой, и он становился Воронежским. По названию речушки, которая отделяет завод от «Правого берега». Темень дремучая. Две цистерны с «захомяченным» автомобильным А-56. По 20 тонн в каждой, и полцистерны подсолнечного масла Копанищского масложирзавода, две платформы сухого железного сурика, приткнувшегося на путях в Хреновищах. И восемьдесят ПТБ к моим «пешкам» – разведчикам. Кшенский мост – это глубокий наш тыл, согласовывать удар по нему требуется через армию. «Командующий выехал в части, сообщите ваш позывной». Еще сообщение от Олеси, что наблюдает колонну, выдвинувшуюся от Курска к Мосту. Вызвал всех командиров полков и Тамару. Собрались в 23.00. Спросил у оруженца:
